привозила что-нибудь вкусное для бабушки. Но больше всего поражало то, что она всякий раз навещала с гостинцами своего дальнего родственника – деревенского дурака Тянь Эра. Его сын тоже был дурак. В их доме стояла такая страшная вонь, что нельзя было подойти. Да к ним и не ходил никто. Только Жунье приносила им сладости, и вся деревня нахваливала ее за хорошее обхождение.
Отцу Жунье было далеко до собственной дочери – он совсем не пользовался в деревне уважением. Старшие Суни были люди прямые, они часто сталкивались с секретарем лбами, и отношения между их семьями были не то чтобы очень теплые. Но Жунье старалась сохранять дружбу, и, возможно, только поэтому секретарь не особо приставал к семейству. В глубине души Шаопин испытывал к девушке уважение и благодарность.
Шаопину, конечно, следовало сделать так, как просила Жунье, но ему было страшно и неудобно приходить к ней домой. Его бросало в жар от одной мысли, что он заявится на порог их дома в своем потертом костюмчике. Ему было стыдно.
Работа закончилась, Шаопин вернулся в общежитие. Приближался ужин, а он все никак не мог принять решение: если просто взять и не прийти, то выйдет совсем неловко, тем более если речь идет о чем-то важном для Жунье, – а идти страшно. Он никогда еще не бывал дома у такого высокого начальства и уж, конечно, не оставался на ужин.
И тут явился выход из положения: он не пойдет к Жунье ужинать; он поужинает в общежитии, а потом отправится сразу в школу, где она работает. Так можно будет повидаться, не переступая порога дома ее дяди. Он знал, где находится ее школа – совсем недалеко от общежития. Ему приходилось бывать там на спортплощадке во время своих долгих прогулок.
Приняв решение, Шаопин понял, что в общежитии ему оставаться нельзя – того и гляди придет Жуньшэн – и нужно срочно где-то спрятаться.
Он вышел во двор.
Куда деваться? Время ужина еще не наступило; и потом, даже если бы уже подошел ужин, он бы все равно ждал, пока не поедят другие. Оставалось чем-то занять себя.
Он вышел из южных ворот рядом с хозчастью и побрел вдоль стен школы направо, в сторону небольшого овражка, по дну которого, раздваиваясь, бежал ручей.
Шаопин побродил там какое-то время, оборвал себе покрытую первой зеленью ветку ивы и сделал из нее свистульку. В нем было еще много ребячливости.
Только когда, по его расчетам, школьники должны были заканчивать свой нехитрый ужин, он вернулся на двор через те же южные ворота и подошел к корзинке с хлебом. На дне оставалось только две гаоляновые булки. Это означало, что Хунмэй уже забрала свою порцию и ушла.
Он взял хлеб и пошел в общежитие, размышляя по дороге, как сейчас быстро съест его, запьет кипяченой водой и побежит к сестре Жуньшэна. Может быть, придется подождать ее немного у ворот, но это не страшно.
У входа Шаопин замер. Он увидел Жунье, которая сидела на краешке кана и улыбалась ему, явно ожидая его появления.
Шаопин не знал,
