отношение ко мне в Сураже, с кем из них жизнь сводила и дальше в Москве.
Я уже упомянул о младшем брате мамы дяде Давиде. Будучи юношей, когда началась первая империалистическая война с кайзеровской Германией, дядя, как и многие другие из патриотически настроенной молодежи, записался добровольцем в армию и был после короткого обучения направлен на фронт, где вскоре попал в плен. Вот и здесь моя невнимательность к жизни родных привела к тому, что я совершенно не представляю как это случилось, где он был в плену, в каких условиях и т. п.
Наверное, в 1917 году, еще до падения царя Николая Второго, до окончания войны с Германией, дяде Давиду удалось бежать из плена и добраться до нас в Сураже. Для меня не было большего удовольствия, как рано утром, не одеваясь, бежать в столовую, где была постель дяди, забираться к нему и слушать много-много раз историю его побега. Мне это казалось интереснее любых книг или каких-то других рассказов. Причем дядя, спустя много лет, вспоминая об этом, смеясь, говорил, что если он хоть чуть-чуть что-то изменял в своем рассказе, то я обиженно говорил ему: «Зачем ты не так рассказываешь?».
Еще когда я был совсем маленький, к маме, спасаясь от голода, приехала из Кременчуга одна из двух старших сестер тетя Маша. Для меня она казалась совсем старенькой, никаких других впечатлений у меня не осталось. А мама потом любила всем рассказывать, что Маша, как праведная еврейка в жизни не ела свинины. Мои же родители были абсолютно не религиозны, никаких еврейских обрядов не соблюдали, в доме всегда говорили только на русском. Лишь если надо было маме с папой поговорить так, чтобы я с Леной их не поняли, они могли перейти на еврейский жаргон. (это далеко не тот язык, на котором говорят образованные евреи или в Израиле). Поэтому на обед у нас могла быть и свинина, и тетя Маша каждый раз хвалила маму и говорила, какое вкусное мясо мама умеет выбрать на базаре. («А гешмакте биткес» – в переводе «А какие вкусные битки (котлеты)», – говорила тетя Маша).
Прожила она у нас, наверное, год или полтора, что было дальше – не знаю. Примерно в 1918 году или 1919 году, после смерти жены, и также спасаясь от голода, к нам в Сураж приехали из Мариуполя старший мамин брат дядя Моисей Луговской с тремя сыновьями – Изей, Сеней и Осей. Младшему Осе было тогда 8—9 лет, а Сене и Изе может быть 10 и 12 соответственно. Еще позднее к нам приехал старший сын дяди Моисея – Абраша (в последствии он изменил имя на Михаил). Миша был самым красивым и умным из братьев, да еще он был настоящим матросом, служил на Балфлоте, сильный высокий парень. Постепенно все, кроме младшего Оси, были устроены работать на фабрику.
Дядя Моисей привез с собой большой мешок Мариупольской таранки и необыкновенно вкусной копченой рыбы, которая звалась «рыбец», это забыть было невозможно, и какое-то время эта рыба была для меня и для Лены лучшим лакомством.
Ося был нам с Леной очень близок, мы с ним особенно сдружились. Приведу два эпизода,
