не произошло. Постояли возле ларей со свежей рыбой и осьминогами. Их только сегодня выловили из моря у подножия гор, на которых стоял Йарахонг. Морские гады покоились в искрящейся ледяной крошке, на боку каждого из ящиков красовалась снежинка Стужи. Там жрецы завели беседу с торговцем. Потом постояли и поговорили в другом месте. По широким ступеням поднялись к гигантскому моноптеру – круглой крытой колоннаде, на мраморном полу которой сиял знак хранительства Инаша-ветра. Постояли внутри и, спустившись с противоположного края, разошлись в разные стороны.
Но внимательный взгляд мог разглядеть и иное.
Возле ларей с рыбой жрецы-пророки обменялись кивками с продавцом, при этом небольшой бумажный сверток перешел из рук в руки. Игнасий не слышал ни слова и не смог ничего прочитать по губам – слишком далеко, но опознал беседу по движениям тела и наклону головы. Торговец благожелательно кивал, но когда они отошли, ссутулился, его спина и плечи напряглись. Он был встревожен? Или испуган?
Когда пророки поприветствовали знакомых, в рукопожатии снова мелькнуло что-то некрупное. Жаль, нельзя было подойти ближе и подглядеть, что именно.
Для доказательств этого было мало. Никому не запрещено разговаривать с торговцами на рынке и передавать вещи знакомым. Да и моноптер всегда открыт для посещений. Более того, он был одним из мест, куда люди заходили чаще всего. Многие хотели посмотреть или просто прогуляться мимо знака покровителя города, начертанного на центральной площадке, возле которого день и ночь дежурили сменявшие друг друга адепты бога-хранителя. А ещё там почти всегда ощущалось присутствие божества. В этом году меж колоннами гулял ветер – свежесть и прохлада посреди дневной жары. Легкое дуновение охлаждало разгоряченные щеки, играло с развешанными на нитях перышками, звенело крохотными серебряными колокольчиками.
Чем занимались в моноптере жрецы, за которыми шел Игнасий? Он не сумел разглядеть: слишком много народу. Но вряд ли чем-то особенным, по той же причине. Когда Игнасий поднялся в моноптер, их там уже не было. Затерялись в многоцветье толпы.
Игнасия не оставляла мысль, что он увидел всё это только потому, что ему позволили. Не прятались, не таились. Это означало одно из двух: либо не происходит ничего особенного, а все странности ему только померещились, либо процесс уже запущен, и пророки не боятся, что кто-то сорвет их планы. Игнасий потер переносицу. Прямых доказательств умысла служителей Ахиррата у него все еще не было, но подозрения крепли. Хрустальный клинок кроме старика-кликуши забрать было некому, и оружие под плащом ему явно не почудилось.
А еще за двумя пророками повсюду следовала галка. Или, наоборот, за ним, Игнасием? Нет, вовсе не безотрывно. Она то терялась из виду, то снова показывалась: на резной балюстраде, в ветвях грушевого дерева, на желобе водостока. В городе жило немало птиц – голубей, воробьев, скальных поползней, тех же галок. Время от времени над крышами кружили черные тени беркутов. Но Игнасий
