неожиданно влился молочноватый рассвет. Ручные часы показывали без четверти пять. Куда же теперь шагать? Олег вспомнил, что возле бабушкиного дома он обычно видел афишную тумбу киношки. Он всмотрелся в пустынность улицы. Брусчатка горбатилась, покрытая крупной росой. У решетки водосброса валялась арбузная корка с почерневшей недоеденной мякотью, брошенная, наверное, каким-то пресытившимся отпускником. В эту пору они обычно наводняли Феодосию, чьи дешевые рынки и бесконечные пляжи притягивали как магнитом бледнолицых северян. Весь сезон здесь шла серьезная борьба с авитаминозом и чистотой городских улиц.
Через пару коротеньких, в два-три дома, кварталов вырисовалась знакомая тумба. На афишке детского кинотеатра рукой неведомого грамотея сикось-накось было начертано синей краской: «Конёк-горбунёк». «Так смешнее», – невольно отметил Олег местную народную трактовку заглавия ершовской сказки.
Дальше было просто. Свернуть и пройти под низенькой аркой во внутренний двор старинного двухэтажного дома. Постучать в высокое окно слева от крыльца. Ждать, когда его услышат. Наконец бабушкино заспанное лицо нарисовалось в мутном стекле оконного подрамника и напомнило собою рембрандтовские портреты стариков, скудно освещенных не столько внешним источником света, сколько едва колеблющимся в них самих свечением последнего тепла.
Бабушка Мария без очков не узнала внука, но вещее сердце подсказало ей раскрыть оконные створки. Наверное, в самом постуке было что-то родное, одной ей ведомый шифр, вычисленный в бессонные ночи ожиданий.
Судьба разбросала по свету всех ее прежних мужей, которых затем одного за другим прибрал Бог. Своими гнездами обзавелись три дочери. Старшая, Нина, мать Олега, обосновалась в Добровольске. В Находке жила младшая, Зинаида. Средняя дочь, красавица Валентина, всю жизнь скиталась по северам, от поселка Дежнева на Чукотке до сталинской постройки чудо-города за Полярным кругом – Норильска. Именно она и заслала мать неким эмиссаром в райский уголок Крыма – древнегреческий полис Кафу, нынешнюю Феодосию. Мать обживется на юге, и, когда придет Валентине время пенсионного отлета из Заполярья, посадочная площадка у Черного моря примет перелетную птицу. Большую часть беспокойной жизни бабушка Мария посвятила именно средней дочери, чем навсегда лишила себя любви и почитания младшей, Зинаиды. Старшая, Нина, лишь изредка видала мать, когда та делала остановки на Амуре.
Олег ребенком воспринял бабушку как величину непостоянную, временную, но – существующую. А посему, когда подрос и стал ездить по стране на соревнования, его потянуло к бабушке Марии. Было в ее имени что-то библейское, первородное, согретое нецерковным христианским православием. Ребенком он слышал вечерние, шепотком, молитвы бабушки, обращенные к ее тезке – деве Марии. В них бабушка просила у Христовой родительницы здоровья для внука, для дочери и зятя, призывала заступиться и оборонить от нечистого. Олежка понимал это так, что надо умываться с мылом и чистить зубы. И когда по утрам бренчал соском жестяного умывальника, смывая с глаз щиплющую мыльную
