Олега удивляла в бабушке эта непонятная ему странность: христианское пуританство в быту и открытое ликование избыточной женской плоти на цветной глянцевой журнальной обложке. Откуда ему было знать, что бабушка видела в Данае свою канувшую безвозвратно молодость. Не к тем ли ее ушедшим годам был обращен жест приподнятой правой руки Данаи?
– Сейчас я тебе чайку с дорожки… заголодал небось… – и бабушка подалась из комнаты на кухоньку, которую она делила с соседями напротив.
Олег сбросил с плеча надоевшую сумку, вслед за ней освободился от кроссовок, стянул носки и блаженно пошевелил пальцами. Подошвы горели от долгой ночной ходьбы по ухабистой дороге. В прошлом году, помнилось, он спал у бабушки на раскладушке. Где она? Поразмыслив, выглянул в коридор и нашел потрепанное алюминиево-брезентовое чудо в груде хлама. Стряхнув одним движением пыль, внес ее в комнату, в три приема придал нужную форму и толкнул прямо к раскрытому окну. Затем осторожно прилег, чтобы алюминиевые суставы не прогнулись под его девяноста тремя боевыми килограммами, – и сразу же провалился в богатырский сон, даже в ушах засвистело от стремительного падения в бездну, где вращение Земли становится ощутимо каждой жилочкой, каждым нервом.
Бабушка разбудила его часа через два, успев основательно покулинарничать на кухне и сбегать на ранний уличный рыночек за фруктами и овощами. На столе в сковороде шкворчала яичница на сале, красные дочерна помидоры и молоденькие огурцы лежали в своей не тронутой ножом красоте. Нарезанная кружочками копченая колбаса аппетитным кольцом ждала на тарелке. В большой миске выглядывали из-под полотенца свежеиспеченные плюшки. Отдельно в вазе высилась груда яблок и груш, украшенная гроздью винограда. В самом центре экспозиции помещалась початая бутылка марочного вина.
– Живем, Лолита! – воскликнул строчкой из Андрея Вознесенского внук и обнял бабушку. – Ну зачем ты столько наставила, бабуля? Или пенсию получила на днях?
– Ты моих денег не жалей, Олежа. Сам же писал: «Радость самая большая – отдавать». Я твои стихи помню. С собой на тот свет ничего не унесешь… Ну, ну… садись, ешь! Давай-ка отметим твой приезд. Поди, опять на состязаниях бегал? Мог бы телеграммку отстучать…
Олег взял в руки бутылку, это был знаменитый местный сорт виноградного вина «Кокур». На дне плескалось граммов сто, не больше. Он так и ахнул:
– Это не то, что я в прошлом году покупал?
– То самое! – обрадовалась бабушка памятливости Олега. – Я его сберегла. Выну из холодильника, поставлю на стол, сяду, тебя вспомню, Нину вспомню…
Она утерла разом набежавшие слезинки, засморкалась в платочек. Потом притулилась лбом к плечу могучего внука и на минутку притихла, как мышка.
– Да ты пей, не стесняйся. Я его пробочкой накрепко укупорила. И мне налей, – она придвинула свою серебряную рюмочку-малюточку к высокому хрустальному фужеру со щербатинкой
