укладывайте тела на свободные места.
– Благодарю. Вы можете идти. Бойцы, вы тоже свободны. Отправляйтесь в расположение.
Оставшись наедине, Волков прислонился к холодной кирпичной стене и закрыл глаза. Мозг потихоньку закипал, пытаясь переварить все поступившие мысли. Впереди была добрая половина дня. Ждали новые люди, допросы, документы.
– Прошу прощения? – Вмешался в мыслительный процесс неровный голос, доносящийся с лестницы, – мне сказали, что здесь ждут доктора. Нечастая, однако, просьба для морга-то.
– Виктор Петрович, я полагаю?
– Вы правы. Я Спицын Виктор Петрович, – он вышел на свет.
Доктор оказался мужчиной низким и не столько тучным, сколько отёчным. Рыжие растрёпанные волосы его переходили в неровные бакенбарды. Несмотря на редкий цвет, они были почти неразличимы на фоне буро-красной кожи, опухшей, со следами точечных кровоизлияний на щеках. Чёрные зрачки беспрестанно плавали по бледно-жёлтым белкам. Одет он был в полудомашнюю одежду, подобранную хоть и со вкусом, но давно не стираную и не глаженую.
– Мне доложили, что вам нездоровится.
– Мне нездоровится вот уже год, – врач ковылял боком, странно выгибая голову. По мере его приближения Волков явственно почувствовал запах алкоголя, – прошу прощения за мой внешний вид.
– Я, кажется, догадываюсь о причине вашей болезни.
– Я и не скрываю своей слабости пред синим змеем. Адама и Еву в конце концов тоже искусил один гад. А после контузии и моего вынужденного заточения здесь продукты этанолового брожения стали единственными красками, способными разбавить гамму этого снежного ада.
– Заточения?
– Ни с чем другим сравнить своё положение я не могу. На фронт мне дорога закрыта… после того, как австрийский снаряд в щепки разнёс мой старый госпиталь, я совершенно оглох на правое ухо… и приступы боли, будто кто-то хочет выдавить мозг из черепа, периодически навещают меня. Вместе с этим я, пожалуй, единственный в этой вечной метели, кто может вытащить из человека пулю так, чтобы тот не отдал богу душу. За «бога» простите, просто к слову пришлось.
Волков кивнул.
– Так что да, я заключённый. А спирт – единственное лекарство от здешней хандры, по крайней мере, ввиду слабодушия я ещё не пробовал опий… бес в склянке.
– Однако вы не боитесь рассказывать это мне.
– Поверьте, если вы отправите меня на каторгу или губу, это будет эвтаназией. А может, побыв в здешних краях пару дней, вы меня поймёте. Это место сжирает приезжих, высасывает душу любого чужака, забредшего по дурости своей в эти леса. Поверьте мне, я видел это своими глазами… такие люди чаще умирают на операционном столе. Эпидемии сибирской язвы и русского гриппа выкашивают их целыми бараками, они часто просто падают замертво на прогулках или уходят куда-то, пропадая навечно, дикие звери стерегут их на делянках и убивают, даже
