тарелки, а затем, когда улочка вышла на широкую площадь, смех во множестве регистров.
– Держись в тени, – шепнул Гэм, кивнув туда, где к площади подходила еще одна улочка.
Натан сделал, как ему было сказано. Присси всю дорогу держалась за его спиной, а Джо шли позади нее. Впрочем, внимание Натана было приковано к фонтану в центре площади, вокруг которого веревками было отгорожено пространство, а внутри стояли столики и стулья, где сидели мужчины и женщины в яркой одежде.
Благодаря светильникам, подвешенным на шестах над каждым столиком, вся сцена была как будто освещена солнечными лучами, проникающими через дырявую крышу: пятна мягкого желтого света разделялись участками серой тени. Среди них целеустремленно двигались люди в черных костюмах, держа высоко поднятые подносы, накрытые крышками. Отовсюду доносились ароматы пряностей, и когда подносы, достигнув стола, открывали свое содержимое, под крышками обнаруживались куски мяса такого размера, что Натан видел их даже со своего края площади, вдоль которого осторожно скользил в указанном ему направлении. Порой на подносах оказывались целые птицы с подвернутыми к груди шеями, словно они просто спали, хотя их головы обгорели до черноты.
– Хорошо, что мы успели пожрать, – прошептал Гэм. – Пэдж заламывает такие цены, что твоей небольшой заначки не хватило бы даже на hors d’oeuvre.
– Я иногда вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – встряла Присси. – Это ты в какой-нибудь книге вычитал? Нат, ты понял, что он сказал? А вы, Джо, поняли?
Нат тоже не понял. Впрочем, Гэм уже снова тронулся с места, направляясь вдоль дальней стены к задней части площади, так что они последовали за ним.
Обойдя здание кухни и оказавшись вне поля зрения посетителей, они погрузились в жужжание тысяч мух, настолько громкое, что в нем тонули даже звуки веселья, доносящиеся с площади. Вокруг чего все эти мухи роились, Натан старался не думать.
Гэм постучал в дверь – три хлипкие дощечки, прикрывающие отверстие в кирпичной стене. Она открылась, и наружу высунулась голова еще одного малолетки, круглолицего и краснощекого. По-видимому, он сразу узнал Гэма, поскольку убрал голову и открыл дверь. Пройдя внутрь, они оказались во дворе, мощенном кирпичом. Теперь источник жужжания было трудно не заметить: вдоль стен, сложенные бок о бок, лежали десятки туш различной степени разделки – разрубленные пополам свиньи, ягнята с отрезанными ногами, коровьи головы, венчающие розовые ребристые скелеты. Все это валялось в луже Живой Грязи, из которой, среди лопающихся пузырей, и рождались все эти тучи мух.
С одной стороны двора располагался низкий, сколоченный из досок сарай, перед которым околачивалась пара мордоворотов, телосложением на два размера больше своих рубашек и курток, с бесформенными ушами и кривыми носами.
– Братья Доулиш, – пояснил Гэм. – Маменькины сынки. Впрочем, надо отметить, что их мамаша составляет конкуренцию самому Пэджу. Она содержит распивочную в трущобах. А вот этот сарай служит мистеру Пэджу офисом.
Если
