оно в его душе такой же след, как и в моей, было тут совершенно неважно. Он просто не мог себе позволить проявить ко мне хоть чуточку иное отношение, чем к незнакомой писательнице из Москвы.
И я сдалась, взяла себя в руки и заговорила о проекте, стараясь держаться так же, как он – ровно, доброжелательно и совершенно равнодушно. Правда, подозреваю, что у меня это получалось хуже.
Очень скоро стало понятно, что затеянный проект не вызывает у Тамерлана особого интереса. Как оказалось, выпуск автобиографии не был его личной прихотью, идеей загорелся губернатор края и навязал аналогичные задания всей своей команде. Тамерлан же, глядя на меня устало и равнодушно и обращаясь на вы, словно подчеркивая, что то, что когда-то было между нами, давно закончено и забыто, сказал:
– Видите ли, Анастасия, у меня нет ни времени, ни желания заниматься этим делом. Я пришлю вам по электронной почте документы, откуда можно почерпнуть биографические данные. Что вам еще необходимо? Какие-то яркие случаи из моего славного прошлого? Будьте так добры, придумайте их сами, здесь даю вам карт-бланш. Только не забудьте после выслать получившееся на утверждение моему пресс-секретарю.
– Может быть, для того, чтобы книга получилась более теплой, занимательной, добавить пару личных зарисовок? – подхватила я, все еще нелепо на что-то надеясь. – Например, упомянуть, что вы отличный пловец. Однажды даже спасли утопающего во время отдыха на Средиземном море.
Мне так хотелось, чтобы глаза его вспыхнули пониманием. Чтобы хоть на секунду по лицу его пробежала мимолетная тень, подтверждающая, что он помнит, что те искрящиеся летние дни мне не приснились.
Но Тамерлан лишь все так же скучающе посмотрел на меня и отрезал:
– Нет, этого не нужно, – тем самым пресекая все попытки перевести разговор в более непринужденное русло.
И я невольно задумалась, отчего же так суров был со мной этот непреклонный воин? Только ли высокий пост требовал от него избавиться от любых намеков на всяческую фривольность и ничем не запятнать своей репутации честного труженика, отца родного для всех сунжегорцев и примерного семьянина? Полно, да неужели же он не мог позволить себе хоть одну легкую улыбку, хоть один теплый взгляд? Или, может быть, дело было в том, что со времен нашей встречи на островах у него завелась новая дама сердца, страстная и дьявольски ревнивая?
Как бы там ни было, за весь ужин Тамерлан так и не позволил себе ни одной дружеской фразы, ни одного неосторожного взгляда в мой адрес. Мы обсудили детали проекта, распрощались, и я отправилась в свой гостиничный номер. Где выплакалась всласть и до утра еще видела во сне, оборачивающегося ко мне Тимофея, в зрачках которого весело дрожали солнечные блики.
Однако же с того нашего ужина на 32 этаже прошло уже чуть больше недели. Тамерлана я с тех пор
