в удачу, что гусь с винцом им все-таки не обломался, они кинулись хватать меня. Только вовсе не просто поймать вечного беглеца серьезных отношений. А тут разгоралась что-то очень серьезное. Ноги в руки!
Прыгая по стогам, бегая по лугу, я ускользал от набитых мужицких кулаков. Кому-то дал по носу, кому-то челюсть выбил. Но крестьяне не отставали: кроличьи гены, может, взыграли.
Все же повалили зубами в траву, тонкая бечевка вонзилась в запястья. Один крестьянин приподнял меня за загривок, дыша над ухом редко и с хрипом, как загнанный конь, остальные по очереди отыгрались за бешеную гонку. Колотили так, чтобы ничего не поломать, товар на продажу как-никак, но вырубило меня почти сразу. Опустившуюся на глаза тьму взрывали снопы искрящихся звезд. Может праздничный фейерверк пустили? Сегодня все-таки мой день рождения.
"Гномий трамвай"
Проснулся я от пинка по дых. Лягнули мощно, на бок даже перевернуло. В спину уперлись железные прутья.
– Ползи отсюда, хавчик закрываешь, – пробасили над ухом.
Я открыл глаза, вглядываясь в вечерний сумрак. Над головой темнело небо, окаймленное прямоугольником высоких решеток. Загорались первые звезды. Сквозь щели в деревянном полу сквозил ветер. Я лежал в мажаре, зарешеченной длинной телеге. Левую ногу сковывала длинная цепь, вбитая в пол.
Надо мной навис ребенок в серой мешковине вместо нормальной одежды, с грязью на подбородке. И как громыхнул зычным басом:
– Глухарь или тупарь?
Малыш выставил мне под нос кулак. Нет. Кулачище! Здоровый волосатый, весь в набухших венах, с фиолетовой наколкой. Я пригляделся к мальчишке. На лице у него чернели вовсе не комья грязи – лохматая кустистая борода с моржовыми усами. Ничего себе переизбыток тестостерона. Кто напичкал карапуза стероидами?
– Малец, скажи маме отвести тебя к цирюльнику, пока вместе с манкой усы жевать не начал.
– Малец? – выпучил глаза волосатик. – Мне сто восемьдесят три.
– Правда? – я схватил карлика за босую ступню и дернул вверх. Напольные доски скрипнули под рухнувшим коротышкой, звякнула цепь на его второй ноге. – Жалко, что ты не бутылка вина.
– Не думаю – иначе бы ты его разбил и расплескал, – из угла подала голос невысокая женщина, почти карлица. На меня она не смотрела. Поваленный коротышка, охая, отполз к шестерым низкорослым бородачам, которые сидели на веревочных «переплетах», привязанным к краям телеги вместо скамеек. Глаза сокамерников недобро отблескивали белым из-под густых бровей.
Я приподнялся и сел.
– В любом случае невежливо будить пинками старших.
– Старших? – женщина бросила на меня быстрый взгляд. В тени решетки сверкнули в улыбке белые зубы. – Насмешил. Еще скажи, в отцы нам годишься.
– Не. В отцы я гожусь вашим праотцам.
Выглянула луна, в ее белом свете я разглядел женщину. Хорошенькая, хоть и далеко не балерина. Даже под бесформенным платьем из мешковины выделялись
