изящный серебряный колоколец и звонко зазвенел им. Тут же явился Фрол, на что ему было приказано позвать Фирса. Звук колокольчика в очередной раз разверз бездну княжеских воспоминаний о детстве.
В тот студёный февральский вечер 1895 года вьюга выла особенно жутко, веяло особой, неизбывной тоской. В жарко натопленных покоях своего личного флигеля уже который день мучилась от нестерпимого жара и кашля могущественная княгиня Пульхерия Сергеевна. Несмотря на поздний час слуги и батраки, не останавливаясь ни на секунду, носились по дому, выполняя указания страдающей барыни. Огоньки свечей в канделябрах своим беспокойным метанием в такт жутким порывам ветра за окном оттеняли всеобщую суматоху. Однако, тут следует прерваться на описание причин случившейся трагедии: третьего дня княгиня проснулась рано утром в прекрасном настроении и, несмотря на легкую простуду, была готова к своему излюбленному развлечению – лихой охоте на зайцев в ближайшем лесу. Проигнорировав мольбы личного лекаря, отослав оного, да избив вкровь беспокоящегося за ее здоровье Фирса, Пульхерия Сергеевна зычно кликнула сына, натянула легкую охотничью куртку, отороченную лисьим мехом, и выбежала в 30-градусный мороз на улицу. Охота вышла на славу: хозяйка дома с бельведером лично поразила по меньшей мере десятерых ушастых. Но недолго длился триумф местной Артемиды: уже после ужина барыня почувствовала боль, ломоту в теле и страшный жар. Она продержалась 3 дня, почти без сна и еды, болезнь начисто отбила аппетит, а жар не давал уснуть, истощая час за часом силы.
Вечером третьего дня болезни, когда за окном стояла адская тьма, наконец, приехал доктор. Отряхнув пласт снега с теплой папахи, он немедля вошел в хозяйские покои. Через четверть часа доктор вышел со скорбным лицом к столпившейся во главе с испуганным сыном дворне и промолвил:
– Пневмония, хмм, запущенный случай. Она не доживет до утра, увы… Надо было вашей матушке послушать меня, бедный мой Андрей. Идите же, мать желает увидеть Вас.
Князь Андрей, из последних сил, сдерживая крупные соленые слезы, аккуратно зашел в опочивальню и сел рядом с матушкиной кроватью. Взор ее впервые, пожалуй, в жизни был исполнен страданием и слабостью.
Тяжко откашлявшись, она начала: Сын! Через несколько часов все вокруг в этой усадьбе станет твоим! Будь благоразумен, умен и честен и… кхех, знай, что у тебя есть характер… не забывай… И еще – тут матушка сказала то, что раньше никогда не говорила с такой искренностью и ненаигранностью как сейчас, – я люблю тебя, André, и всегда буду…
Слабеющей рукой, перекрестив плачущего князя, она немного собралась с силами – ну полно… зови отца Фому! Мне надо успеть покаяться, скоро я предстану на Суд… – и жестом указала Андрею на дверь.
Через полчаса из опочивальни вышел отец Фома с книгой Псалмов подмышкой – преставилась… Упокой, Г-ди, душу рабы твоей Пульхерии – Фирс
