горючая слеза, но её лицо, возможно, прекрасное, исказила ужасающая гримаса ярости. Она с силой швырнула скомканный лист, топнула в ярости своей правой ножкой, прелестно стройной и худощавой, и добавила высоким, срывающимся на крик, голосом:
– Ненавижу этого оскотиневшегося Ганса, врага всех женщин и авторесс этого мира, о-о, подлец, никогда тебе этого не прощу, ты ещё узнаешь, что такое женская ярость и солидарность, ублюдок!
Служанка содрогнулась всем телом и лишь промолвила тихим горловым голосом с еле чувствующимся бессарабским говором:
– Полноте, барыня, почто так себя изводить, родимая!
Барыня обернулась на её голос, ее стан, доселе казавшийся в профиль хрупким аки у белого лебедя, перестал оным казаться. Что за женская магия, ей-богу! Её тонкие губы искривились в нехорошей усмешке, а большие глаза, подчеркнутые в уголках искусно подрисованными тушью стрелками, заметали молнии. Вновь топнув ножкой и театрально взмахнув аккуратными аристократично бледными руками, она, уже гораздо спокойнее, но все в такой же немного гнусавой манере, да еще и с крупповской сталью в голосе, сказала:
– Настасья, сестрица ты моя безродная, коли ты читать да совершенный женский мозг как надо использовать умела, поняла бы ты, как низок и подл бывает мужчина! Вчера ещё он, при свете ночных звезд, клялся тебе в вечной любви у прекрасного фонтана в Ораньебуме, как на следующий же день был уличен в грязной интрижке с бароном Д*. Нееет, душа моя, история не окончена ещё. Этот злой, жестокий и гадкий проходимец печатается в губернской газете, где излагает свои совершенно неправильные патриархальные взгляды! Ууух, ну он уж не отделается, как граф Харчикин, обнародованием его личной переписки, нет. Тут он перешел черту, хам! – закончив сию проникновенную речь, барыня направилась к дверям, при этом ее белый мопс, скрывавшийся от гнева хозяйки под розовым пуфиком, скакал и гавкал, семеня в такт ее не по-женски широким и волевым шагам. Даа, сии дамы коней на скаку не останавливают, в горящие избы не входят. Они их сами поджигают. Барыню не зря звали за глаза «Поганихой», аккуратно переиначивая её странную для здешних мест фамилию и связывая её с уже упоминавшейся всуе Салтычихой…
Поместье «Малые Вишнюки», о коем я уже имел честь вам сообщить, находилось чуть поодаль от основного тракта уезда Г* Н*ской губернии. Еще со времен Алексея Михайловича славный род К*, ведущий свою родословную то ли от побочной ветви литовский князей, то ли от онемеченного в XII веке прусского рода, 4 столетия верой и правдой служившего Великим Магистрам Немецких Орденов и хищнически разорявшего своих соседей, то ли от той самой польской магнатской династии Радзивиллов, осел на этой благодатной земле.
Случилось это немного потешным образом, навсегда вошедшим в фамильную историю: Александр Готтфрид фон Ойеген-К*, в силу своих польскоедских наклонностей, мечтал сражаться с восточными варварами, как и его могучие предки. В те годы королевство
