повод отвести ребенка к психиатру.
Действительность говорила, что мужчина был устрашающ, но сам Юра нутром своим, если отключить разум, страха не ощущал. Он думал, что должен бы, но нет, этого не случилось. Что он ощущал – так это интерес и близость ответа. Как когда пытаешься вспомнить слово, а оно вот – совсем близко, крутится на языке, ты почти его вспомнил, надо еще чуть-чуть. И пока не вспомнишь, о другом думать не сможешь.
Но сейчас вспомнить не удалось. Он еще раз оглянулся вокруг и обежал несколько соседних улиц, надеясь, что снова заметит пару чернильных глаз без век, уставившихся на него. Но, не добившись успеха, покрытый уличной пылью, зашагал в сторону больницы, готовый получить разнос от новоприобретенного начальства.
По пути к больнице он сделал крюк, чтобы забрать истошно орущую рацию из кустов. Взглянул на трясущийся от сигнала (и злости Глеба) прибор, вскрыл заднюю панель, снеся в процессе пару крупных болтов, и вытряхнул блок питания.
Рация замолкла, парень облегченно выдохнул. После ужина, который, похоже, уже завершился, в больнице воцарялась тишина – и внутри, и снаружи. Трудно было поверить, что всего час назад этот парк был заполнен струящимся между вязов и яблонь движением, детским смехом и тихими разговорами.
Сейчас здесь были лишь вечерняя прохлада да мягкая тишь. Вдали слышался плеск воды – там стоял маленький фонтан. Юра присел на край клумбы и оглянулся – казалось, деревья тоже замерли, ни один листочек не шевелился. Где-то слышалось стрекотание сверчков, но достаточно далеко, чтобы не быть частью этого места.
– Я подвешу тебя на флагштоке!
Глеб чуть не выпал из окна, но кричать не перестал. Он побледнел от гнева, на лбу вздулась вена.
– Молодой человек, не шумите! – послышалось откуда-то выше.
– На часы смотрел, пацан? – сбоку.
– Юноша, – звонкий старушечий голос, – подвешивайте хоть меня, хоть голышом, но утром!
Со всех сторон на майора сыпались обвинения (и предложения сомнительного характера). Глеб решил не гневить пациентов и молча бросил на подчиненного грозный многозначительный взгляд. Юра кивнул сквозь смех и двинулся в сторону парадного входа.
Через несколько минут гневные выкрики переросли в душевные беседы между этажами, и когда Юра свернул с лестницы на третий этаж, он застал медсестер, сердито упрашивавших пациентов отложить общение через открытые окна на завтра, а лучше вообще знакомиться на прогулках, а не кричать на весь город. Женщины в застиранных белых халатах ворчали, что это больница, а не пионерский лагерь, то и дело заглядывая в палаты и шикая на развеселившихся стариков.
Спустя какое-то время на больницу вновь опустилась привычная тишина. Ее нарушал лишь редкий храп и негромко включенный крошечный телевизор у дежурной медсестры. Девушка зевала, вникая в события, которые разворачивались в простом, но не лишенном очарования детективном сериале о доблестных милиционерах, снятом как раз для таких ночей.
