составители Пискаревского летописца использовали разнообразные источники. Среди них выделялась московская официальная летопись 1533–1564 гг. Но, по мнению Р. Г. Скрынникова, она могла послужить только косвенным источником Пискаревского летописца. Он писал, что доступ к официальным летописям был ограничен при Грозном и его преемниках, и поэтому авторы Пискаревского летописца не могли ими пользоваться. Но, вероятно, они имели возможность справляться с краткими разрядными книгами, сообщающими сведения о походах, строительстве крепостей и т.д. Р. Г. Скрынников согласился с мнением О. А. Яковлевой и М. Н. Тихомирова о том, что Пискаревский летописец был составлен в кругах, близких роду князей Шуйских. Он трактовал это обстоятельство как придающее источнику особую ценность, потому что летописец оказался одним из немногих памятников периода опричнины, передающих традицию земского происхождения[95]. Р. Г. Скрынников критически осмыслил сообщение Пискаревского летописца об учреждении опричнины. Он писал, что «один из поздних источников» (имеется в виду Пискаревский летописец) утверждает, будто царь учредил опричнину по совету В. М. Юрьева. Но исследователь подверг сомнению достоверность подобного сообщения: «Пискаревский летописец в начале XVII в. возник в кругах, близких Шуйским, а следовательно, враждебных Захарьиным. Главным опровержением приведенной им версии служит тот факт, что В. М. Юрьев никогда не был принят в опричнину. Трудно представить, чтобы инициатор опричнины мог остаться вне опричнины»[96]. Однако и Р. Г. Скрынников не провел систематического анализа памятника в целом. Как видно, Р. Г. Скрынников ограничивал источниковедческую характеристику памятника только разбором статей, сообщающих об опричнине. Это можно объяснить тем, что он обращался к Пискаревскому летописцу прежде всего как к источнику о терроре периода правления Ивана Грозного.
Как видим, и А. А. Зимин, и Р. Г. Скрынников интересовались Пискаревским летописцем лишь в качестве источника по истории опричнины. Их изучение памятника не выходило за рамки этой темы. Историки не рассматривали его как особый памятник летописания XVII в., не анализировали его в контексте сборника, в котором он сохранился, и тем более не ставили вопрос о его отличиях от ранних сводов.
Только в последние годы Пискаревский летописец начал привлекать внимание историков в качестве «особого представителя» позднего русского летописания. Это связано с изменившимся отношением к источнику в историографии конца XX в. К нему перестали подходить потребительски, видеть в нем исключительно хранилище исторических фактов, а стали рассматривать как явление своего времени. Источник можно изучать не только исходя из тех сведений, которые он дает для исторических построений, он должен быть также понят исходя из реалий своей эпохи. Такой подход позволяет получить историческую информацию даже в недостоверном сообщении источника. Известие, ошибочное фактически, дает возможность увидеть отношение к событию людей прошлого.
Там же.
