на листе 722об. Здесь помещена татарская о царе татарской орды Слам-Гирее и его ближнем человеке Аслане Золотом Слове, озаглавленной "От книг бытей татарских о разуме человеческом". Сказка эта делится на две части: первая часть – о спасении от царского гнева Асланом Золотым Словом своего брата и вторая часть – о птичьем языке»[79].
Родословия княжеских и боярских родов, перечень киевских и московских митрополитов, патриархов встречаются, помимо рукописи, содержащей Пискаревский летописец, во многих кодексах XVII в. Но относительно записей о литовском князе Гедимине и татарских сказок этого нельзя сказать. Трудно объяснить, почему в сборник, почему в сборник с Пискаревским летописцем помещены сообщение о великом литовском князе Гедимине и татарские сказки. Присутствие их в сборнике нетипично для кодексов того времени, они представляются не связанными с основным текстом Пискаревского летописца, т.к. в последнем не замечено особого интереса ни к Литве, ни к родам литовского происхождения, ни к татарам. Вряд ли три заметки Пискаревского летописца, связанные с Литвой, могут служить доказательством особого внимания составителя именно к Литве: под 6934 г. рассказано о походе князя Витовта на Псков, под 6938 г. говорится о том, что митрополит Фотий находился в заложниках у Витовта, после смерти последнего новый князь Свидригайло освободил митрополита, под 7043 г. помещена заметка о походе на Литовскую землю. Все известия о Литве ограничиваются этими сообщениями, они посвящены взаимоотношениям Русского государства с Литвой, в памятнике не встречается больше ни одной заметки по истории последней.
На протяжении XVIII–XIX вв. кодексом, содержащим Пискаревский летописец, владели разные люди. В XVIII в. он принадлежал некоему Михаилу Полевскому, который первоначально был «служителем» княжны Екатерины Алексеевны Голицыной, а позже – графа Михаила Илларионовича Воронцова (кроме этого, ни о М. Полевском, ни о прочих владельцах рукописи нельзя ничего сказать. У нас нет сведений не только о их биографии, но и о социальном происхождении). Об этом в рукописи имеются надписи XVIII в., сделанные чернилами. После Михаила Полевского летописец принадлежал некоему Александру Емельянову. На листе 2 почерком второй половины XVIII в. чернилами написано: «Из книг Александра Емельянова». Кто были дальнейшими владельцами рукописи – неизвестно, хотя пометы XIX в. свидетельствуют о том, что она читалась позже. Так, на листе 3 почерком начала XIX в. написано: «Оная книга очень писана связна, при ком писано, тот и умеет читать, а мы не умеем». И здесь же, ниже, другим почерком этого же времени написан чернилами следующий ответ на это замечание: «Не справедливо, мой друг, ето ты сказал: когда ты был младенец, то, что написал теперь, и таво не знал»[80]. Знание владельцев рукописи дает представление о бытовании Пискаревского летописца в последующее время, об интересе к нему. Но для Пискаревского летописца наше знание является неполным, мы знаем имена только нескольких его владельцев. В XIX в. рукопись принадлежала
