они те части души и тела, которые до этого момента уютно покоились в оставленной вам родителями зыбке веры в добро и любовь.
И у вас начинает сосать под ложечкой. И начинает казаться, что высасывающая из всего живого жизнь черная дыра своей незримой силой начинает разрывать вас изнутри.
− Аборт? − не совсем понимая значения услышанного слова, переспросил я.
− А чего, собственно, ты хочешь от меня? − выбрав тактику защиты в нападении, вызывающе ответила мне жена.
− Но почему? – в моей голове опять начинали закипать нехорошие мысли.
− Ты же знаешь, что у меня плохо со зрением, и, если сейчас рожать, могу ослепнуть полностью.
«Ослепнуть? Это я уже слышал», – проговорил я про себя.
− Да, − развивая оправдывающую ее мысль, продолжала Светлана.
− Но мы же консультировались у профессора, и он сказал, что бояться не надо. Он сказал, что сам примет роды, – озвучивал я, исходящую из моего сознания нарастающим протестом, мысль.
− Легко тебе говорить, а я боюсь. − И она капризно сжала губы.
− Боишься? – не понимая полностью причины ее ответа, пожал плечами, пропустивший трое суток службы молодой лейтенант.
− Да, боюсь.
В этот момент я вспомнил про письма и почувствовал себя так, как будто мои вера с надеждою на нашу благополучную совместную жизнь были в один момент уничтожены пролетевшей над нами «черной дырой» холодного недоверия.
− А письма?
− Какие письма? – поменяв интонацию и изобразив на лице невинное недоумение, удивилась она.
Я сходил в комнату, взял со стула свои брюки, засунул руку в карман, достал, аккуратно вскрытые конверты, поднес к ней и бросил их на пол.
Светлана, увидев их, моментально оценила изменившуюся для нее ситуацию, побледнела и прижалась спиной к стене. Создавалось впечатление, что силы покинули ее.
− Что скажешь? – ждал я ответа.
Все-таки, правда, говорят, что кошкам и женщинам отпущено по девять жизней.
Так же, как и кошка, которая, падая с печки, успевает перевернуться и встать на лапы, так и женщина, припертая неоспоримыми компрометирующими ее фактами к стене, начинает изворачиваться, обеляя себя. И если, не находит никаких подходящих аргументов для оправдания себя, использует свое самое верное и сильное оружие, которым миллионы раз в истории человечества побеждала мужчин… начинает плакать, слезами испытывая стойкость характера своего мужчины.
Вот и Светлана, упав на колени, обхватив мои ноги руками и целуя их, стала очень быстро повторять одни и те же слова:
− Прости, дура я, прости. Люблю только тебя. Это все сестра. Она дала ему твой адрес.
Я поднял письма с пола и, снова спрятав их в кармане, сказал, тоном не терпящим возражений:
− Собирайся.
− Зачем? – посмотрела она на меня широко раскрытыми глазами.
− Поедем, − что-то решив для себя, сказал я.
− Но я устала, мне надо отдохнуть.
−
