я как раз борщ сварил.
− Мы не хотим, − сказал для проформы я.
− Разговорчики! Марш мыть руки! − скомандовал отец.
Что поделаешь, не будешь спорить с ним, и мы пошли мыть руки.
− Сейчас жиденького похлебаете, а то, наверное на сухомятке сидите, − приговаривал папа, наполняя ароматным варевом тарелки.
Мы сели за стол. Хотя борщ был горячим, с ним мы управились быстро.
− Есть можно? − поинтересовался отец и добавил: − Сам варил.
− Нормальный борщ, − пробурчал я.
− Нормальный, – усмехнулся он. − Что там у вас?
Я рассказал отцу про письма и наглое обращение к моей жене ее тайного воздыхателя, на призыв которого Светлана красноречиво ответила абортом. Не знаю, может быть, по выражению моего лица папа понял, как мне было тяжело, он не стал усугублять вопросами острую ситуацию, лишь попросил показать письма.
− Вот они, − достав конверты из кармана, протянул я их отцу.
− Ну и писатель, − усмехнулся отец и посмотрел на Светлану из-под густых черных бровей пронзающим взглядом карих глаз. Затем взял сигарету и, закурил, добавив:
− Вот попробуй и не закури тут с вами!
После чего он развернул исписанный лист бумаги, окинул взглядом текст и усмехнулся:
− И где ты, Светочка, такого грамотея нашла, интересно? В двух предложениях три грубых орфографических ошибки. − Отец глубоко затянулся сигаретой.
− Вместе танцами занимались, − кротко ответила Светлана.
− А, ну, если танцами, то всё понятно, − многозначительно подметил мой отец.
Я стоял и был готов с упреками к жене вступить в разговор.
− Измены не было, − констатировал факт отец, вновь затягиваясь сигаретой, погладил свою бороду сверху вниз, − А бабы… − но он не стал продолжать начатую мысль. − Значит, так, за одного битого двух небитых дают, − отметил он как бы сам себе, и, пристально посмотрев на Светлану, спросил:
− Любишь моего сына?
− Люблю, люблю! − вылетели два юрких слова из ее рта. Но правдивых ли? – вот в чем вопрос.
− А ты? − обратился он ко мне.
Я уже хотел ответить, но предательский комок застрял у меня в горле. И мне показалось, что я стою возле глубокой пропасти, из которой огромная «черная дыра» в виде спрута тянет ко мне свои щупальца.
Теперь Светлана смотрела на меня, ожидая ответа.
− Люблю, − обреченно выдохнул я.
− Ну, вот и хорошо, − улыбаясь, закрыл вопрос отец и, взяв письма, вышел на балкон, где сложил их горкой и поджег.
Я с удовольствием смотрел на охваченную огнем бумагу, как сгорающий эпизод из моей прошлой жизни, превращающийся в золу будущих мрачных воспоминаний.
− Вот тебе деньги, сходи в магазин за коньяком, что-то сердце давит.
Затем у нас был целый месяц безоблачных отношений. И на службе все обошлось. Я вызвал врача на дом: успел где-то подцепить какой-то вирус и покрыл
