добавила она, обращаясь к растерянной сестре.
– Аврора, я спрашиваю откуда все это? Что ты натворила? – снова спросила Алиса и в глазах мелькнула недовольство. Аврора знала этот взгляд, как знала и то, что за ним может последовать. Но что сделано, то сделано.
Вместо ответа девочка сбросила капюшон старенького пуховика и опустила глаза. Алиса не сразу поняла, что изменилось, пока Аврора со вздохом не тряхнула головой. Её прекрасные русые косы были обрезаны не самым аккуратным образом под короткую мальчишечью стрижку, так не шедшую её худому острому личику.
– Тебе нужно есть, – виновато начала девочка. – Если у тебя пропадёт молоко, то тебе нечем будет кормить Ванюшу, а у него и так анемия. Я знаю, что это очень опасно для малыша, мне об этом говорил… – и тут она осеклась. В их доме не принято было вспоминать Марка. При сестре для Авроры это было табу. Только во снах она могла разговаривать с ним как прежде.
– Это не твои проблемы, Ава, – недовольно ответила Алиса и забрала у неё ребёнка.
– Не мои..? – голос девочки дрогнул, на глаза набежали слезы. – Я думала, мы одна семья, поэтому и проблемы у нас общие, как и радости.
Плечи Авроры сникли и заходили в мелкой дрожи рыданий. Алиса тяжело вздохнула и закрыла глаза. Она терпеть не могла слез сестры, вообще женских слез она не переносила. Это всегда выглядело отвратительно. Слезы уродовали и лицо и душу. Но сейчас причиной рыданий этой самоотверженной не по годам девочки была она, её закаленная жизнью черствость.
– Прости меня, Ава. Вы все, что у меня есть. Я вас очень люблю и никогда больше не допущу, чтобы моя семья голодала. Обещаю вам!
Она крепко прижала к себе сестру и сына. Аврору все ещё сотрясали рыдания, а Алиса еле сдерживала дрожь злобы и обиды. В том, что произошло, она винила себя. Жертвенность Авроры доходила подчас до крайности. Не будь она такой трусихой, давно бы продала почку ради семьи.
– А сгущёнку я сварю сама, так гораздо дешевле, – вечером Аврора, как юла, вертелась у старой плиты, то пританцовывая, то помешивая в такт своим движениям куриный суп. – Помнишь, какая вкусная сгущёнка получалась у бабушки? Самая вкусная на свете.
– Конечно, помню, – подтвердила Алиса, укачивая сына на руках. В новом стеганом одеяльце цвета лазури он был похож на херувима, такой же бледный и тихий. Ему было тепло и спокойно у материнской груди, в которой сердце сейчас рвалось на части от любви и горечи. Нужно было выбираться отсюда, во что бы то ни стало. Она посмотрела на хрупкие плечи сестры, казавшиеся теперь ещё острее в отсутствии прикрывавших их волос. Им досталась непосильная ноша, она либо сломит их окончательно, либо закалит железный характер, но кто скажет, что для женщины страшнее.
Через месяц история повторилась, только гостинцы уже ждали Алису на кухонном столе, не помещаясь на нем полностью.
– Это не я! – Аврора решила сразу снять с себя все обвинения.
– Тогда
