он ей, снимая шапку.
– И тебе, милок, не хворать, – неласково буркнула старушка, и, не обращая внимания на гостя, спросила у сына: «Это ты кого, Василий в дом привёл?».
– Да, наш это, свой значит…., – начал мямлить тот в ответ. – Вот поужинаем и уйдет…
– Что-то я среди своих такого не припомню. Не боишься финской плетки из-за этого гостя? – пробурчала она, зыркнув глазами.
– Ну, проходи, коли пришел. Я на стол собирать буду.
Запалив керосиновую лампу, висящую над столом, она поставила табуретку, стукнув ее об пол, потом на всех окнах задернула занавески. Выставила на стол из печки закопченый чугунок с картошкой «в мундире». Сын сбегал в кладовку и принес оттуда соленых грибов и капусты. Хлеб своей выпечки он нарезал крупными ломтями.
– Садись, отведай, чем Бог послал.
Орлов, сбросив, телогрейку, подсел к столу.
– Что, торопишься сильно? – взглянула ему в глаза, карелка.
– Да не так чтобы уж очень, – уклончиво ответил разведчик, – с чего Вы взяли?
– Сапоги не снял, а к столу сел. Или не уважаешь нас, или боишься, что некогда будет сапоги одевать. Ну, Бог тебе судья, – перекрестилась она, повернувшись к иконе с коричневым изображением Николы Угодника, возле которой теплилась лампадка.
«Что про Москву слыхать?» – вдруг спросила она, когда Орлов, наскоро перекусив, запивал чаем кусок рыбного пирога.
Он чуть не поперхнулся. Рука привычно потянулась к кобуре.
– Ты ведь, оттуда? – кивнула она головой на шумевшее за окнами штормовое Онежское озеро.
– Стоит Москва, – буркнул Орлов, натягивая телогрейку, – и стоять будет.
– Ну-ну, спаси ее Господь. Калиток вон возьми на дорогу, – Василий, дай тряпицу.
Сын ее поспешно достал с лежанки кусок чистой холстинки, а старушка ссыпала в нее все из тарелки, ловко завернув, и протянула Алексею.
– Ступай мил человек. Не поминай лихом. Не нужно у нас оставаться, беда будет.
– Есть у меня, где ночевать, – отозвался тот, пряча в вещмешок угощенье.
– Василий, – проводи гостя.
Старушка вслед его перекрестила и закрыла дверь. В сенях Орлов остановился.
– Вот что, хватит отсиживаться! Любовь к Родине доказывать нужно. Проводишь меня к коменданту.
– Ладно. Мне всё равно к нему идти. Он рыбы просил ему на ужин занести.
– А рыба-то есть?
– Я уже приготовил.
– Ну, пошли. Только чтоб поменьше народу нас видело.
– Темно уже, если и заметят, не поймут. Только торопиться надо. В девять вечера комендантский час начинается. Полицаи могут обход сделать.
Василий взял берестяную корзину с рыбой, и они пошли вдоль домов, в которых где горел свет керосиновой лампы, а где и теплилась лучина. За ними выскользнули две тени и последовали поодаль
