той же грешной, но безобидной породы, что и мы, следовательно, имела право, как все разлагаться и вонять после смерти.Почему мы не хотели принять это как должное? Все раздражались и судили тётю за то, что с ней происходило естественное для представителя человеческой расы после смертное явление. Почему человек имеет обыкновение жалеть тех, кто меньше всего нуждается в жалости? Например, вечно молодого супруга бедной женщины, которого тление не тронуло не по причине святости, но по причине греховности сверхъестественной природы.
Именно в день похорон тёти началась череда странных происшествий, послужившая для меня путевкой в мифологический мир. Возможно, я тороплюсь в своем повествовании, стремясь поведать вам все и сразу.
Похороны дальней родственницы – всего лишь подобие декоративной экспозиции, которая ввела меня на страницы этой повести-абсурда, а вот личность моего нового отца действительно весьма занимательна, она важна в этой истории и создает неповторимый фэнтезийный колорит, но узнать о ней можно только из следующего этапа данной истории – завязки конфликта. Завязкой послужил наш первый своеобразный семейный ужин, который прошел в пугающей обстановке.
Я всегда понимал стремление Эраста Фандорина посмотреть на свои похороны. Кстати, развязка всего этого великолепия произойдет тоже на одном из обрядов погребения, их в этой книги будет очень много, потому что я вообще обожаю наблюдать за этим интересным действом и просто бродить по кладбищам.
* * *
– Димочка, Фимочка, пожалуйста, будьте вежливее с Хрисанфом Елизаровичем, он для меня очень – очень важен, – наставляла нас мама, вытаскивая из духовки свой фирменный ягодный пирог в йогуртовом тесте.
Таким я запомнил свой родной дом. Вот оно настоящее счастье: чистый теплый уют среди криво наклеенных кирпичных обоев и мама Томочка, такая легкая и воздушная при своей очаровательно пышной фигуре в розовом платье, резко контрастирующей с тонкой талией, подпоясанной белой шелковой лентой.
– Бедный твой парень. Представляю, как тяжко пришлось ему во дворе, – Я решил поумничать, – Какими ж садистами нужно быть, чтобы назвать своего сына таким именем… Хрисанф Елизарович! – вредным тоном протянул я нараспев каждую букву ненавистного имени, – И, судя по отчеству несчастного, жестокость – это у них семейное.
– Хочешь, мы даже с порога назовем его папой? – в тон мне попыталась съязвить сестра, которая по приказу матери стояла возле окна и с пытливостью корабельного впередсмотрящего вглядывалась в туманную даль, ожидая в любой момент увидеть очертания подозрительной фигуры. Как все недостаточно образованные личности, она не умеет шутить колко и интеллектуально.
На самом деле мы были не такими уж вредными подростками, как могло показаться на первый взгляд.
– Ты не отвлекайся, смотри внимательнее! – сердито одернула ее мама, а сама торопливо принялась заканчивать
