в окружении, в заблокированной позиции. Причём зная, что ситуация не безнадёжна. Они просто не выдерживают напряжения, которое может длиться неделями.
– Но тут ведь всего пара дней…
– А там – не учёные были, а кадровые военные, которых специально готовили к таким ситуациям.
Иван кивнул и сделал глоток чая. Я совсем не был уверен в том, что убедил его. Но разговоры про самоубийство были сейчас просто недопустимы.
После заполнения журнала экспедиции мы отправились наружу, откапывать комплекс. Благо буря закончилась и ярко светило солнце.
Работали молча. Даже с каким-то остервенением. И я был этому рад: возможность физически вымотаться должна была гарантировать долгий и спокойный сон. Ведь снотворного осталась одна таблетка.
– Как вы думаете, сколько должно быть башен? – спросил Ваня, когда мы вернулись на борт.
– Понятия не имею, – искренне ответил я, стягивая отработавшее по полной мембранное термобельё.
– А я вот думал об этом. Но со стороны я не уверен, что правильно посчитал основания.
– Площадь развалин растёт, – заметил я.
– Да, – охотно кивнул лейтенант, – но расстояние между башнями сохраняется. Значит, есть какая-то схема.
– Возможно.
– Знать бы наверняка – сколько нужно людей, чтобы она была завершена.
– Мне это совсем не интересно.
– Может, когда это будет сделано, люди… ну… скажем, освободятся? – Ваня посмотрел на меня своими большими карими глазами, в которых был испуг, смешанный с надеждой.
Я вздохнул, комкая термобельё, чтобы положить его в сетку для стирки.
– Я бы на это не рассчитывал, – сказал я. – Лучше всего – это вообще не попадать… туда. У нас есть все шансы. В конце концов, стабильный ночной сон – это нормально. А пробуждение среди ночи, – скорее, исключение.
– Только не думай про обезьяну… – пробормотал лейтенант.
– Ты о чём? – насторожился я.
– Притчу одну вспомнил. Читал в детстве, – ответил Ваня. – Там один хитрый мужик говорил, что желание обязательно исполнится благодаря колдовству, но в процессе ни в коем случае нельзя думать про обезьяну. Иначе колдовство не сработает.
– А-а-а, ясно, – кивнул я. – Ну, у нас всё же другая ситуация.
– Думаете? – Иван поднял бровь.
В ответ я промолчал.
Вечером лейтенант наотрез отказался принимать единственную дозу снотворного. Он пытался спорить, приводил аргументы. Предлагал разделить лекарство – мол, так выше шансы обоим проснуться утром.
Поначалу я играл в либерализм. Но потом вернулся к позиции командира и отдал приказ. Правда, потом я извинился перед подчинённым. Сказал, пусть представит себя на моём месте. Ваня промолчал. Только обиженно глянул на меня и скрылся в своей каюте.
Я, вздохнув, тоже пошёл в свою.
Тело после дневной работы приятно ныло. Я с удовлетворением чувствовал
