глазами все куда-то поплыло. Мне показалось, что еще – немного, и я упаду в обморок. «Ну, и пусть! – с каким-то тайным злорадством мелькнуло в моем затуманенном горем мозгу. – Так даже будет лучше!»
Видимо, я не заметил, как Петровна очутилась возле меня потому, что я вдруг почувствовал, как чья-то теплая и мягкая ладонь коснулась моего холодного и потного лба.
– Впрочем, мне-то – что! – слышал я, как сквозь сон, все тот же, настораживающий и пугающий, скрежет из слов, хватающих острыми когтями за живое, смысл которых, был предельно ясен. – Я свое, что мне предписано по службе, исполнил. Намедни передам бумаги в следственный отдел, а там хоть сено не скирдуй… Преступник, заживо спаливший свою мать, должен быть наказан!
– Я не …!
Но что-то помешало мне закончить фразу. Видимо, силы мои и вправду были на исходе. И тут мне на помощь опять пришла хозяйка дома.
– Что ж, ты такое творишь, Степаныч! Мальчишке всю жизнь испоганить хочешь?
Ольга Петровна воинственно подбоченилась, образовав по краям внушительного торса два равнобедренных треугольника, и по самые запястья утопив оконечности дланей в не предвзятости своего естества. Приблизившись к участковому и, слегка склонившись над ним, она, точно обломок скалы, вот-вот готова была обрушиться на того, кто вызывал в ней лишь искреннее негодование.
– А ты-то, здесь – причем, Петровна?! К чему в разговор встреваешь?! – вскипел участковый. – Убийцу выгораживаешь? Он же, сопляк этот, ненавидел мать свою за то, что она счастью своего сыночка мешала! Запирала его в собственном доме чуть на замок, только чтоб он при ней оставался, а не шашни допоздна с деревенской девкой водил. Видно, страсть как боялась, что к добру это не приведет. Отчим-то Левицкой, когда узнал, что падчерицу его этот похотливый сучонок изнасиловал, так и впрямь убить его грозился! А он – не такой человек, чтобы словами бросаться!.. Так, молодняк этот от проблем разве убережешь?! У них, видите ли, любовь!.. Поэтому, что ему – запреты старших? Он в окно – прыг, и был таков! А бедная мать всю ночь глаз не смыкай да с боку на бок ворочайся. Жди, когда безобразник этот, ее ненаглядный сыночек, под самое утро вместе с матюгами кочетов со свиданки вернется.
– Ты все сказал?
Весь, раскрасневшись от напряжения и ору, участковый достал платок и стал торопливо промокать обильный пот, выступивший у него на лице.
– Так, все бы ничего, если бы родительница Йовицкого однажды не обнаружила в карманах штанов у сынка своего… Конечно, пока тот спал. Маковую соломку!.. Так, вот! После этого взяла она в руки осиновый кол и… Не тем будь помянута! Царство – ей, небесное! Так его отделала, что тот после неделю, а то и больше, из дому не показывался. Всю охоту до любви мамаша собственному сыну отбила!.. Вот – как, Петровна!
– Враки – все это! Враки!
– Враки, говоришь?!
Степаныч в который раз судорожно утерся платком и, схватив со стола, какие-то листки яростно потряс ими в воздухе.
