стояла напротив, в нескольких шагах от меня. Сжавшись всем телом от холода, она смотрела куда-то вниз, стыдливо уводя взгляд, и волосы её подхватывал на лету ледяной ветер. Вдруг Даша стала медленно поворачиваться в мою сторону, всё ещё сжимая себя за плечи. Только сейчас она, наконец, взглянула мне в глаза.
– Никогда, – почти прошептала она. – Никогда я о тебе не забывала.
– Тогда почему? – я и сама знала, что ответа не последует, но зачем-то спросила. Быть может, я спрашивала вовсе даже не Дашу. Может, я спрашивала саму себя.
Губы Даши вздрогнули, глаза наполнились слезами, и она повесила голову, закрыв лицо руками. В два шага я оказалась рядом с ней, сгребла подругу в охапку, прижала её к себе всем телом и закрыла этого маленького невинного ребёнка собой от всего мира, что мог ей навредить.
– Да почему ты сразу мне не сказала? – почти плача от жалости и отчаяния, простонала я, гладя подругу по голове и раскачиваясь с ней из стороны в сторону, словно убаюкивая. – Я никогда не простила бы себе, если б потеряла тебя!
– Прости меня! – скулила Даша мне в грудную клетку. – Я на самом деле отодвинула свою лучшую подругу на второй план, и я это признаю! Но это получилось не со зла! Этот идиот заполонил собой всё свободное пространство! Я даже пряталась здесь не от тебя, а от Ягелева, чтобы он не увязался за мной следом до самого дома! А потом, когда я, наконец, опомнилась и поняла, как обидела тебя, мне сделалось так стыдно! Мне было так совестно даже в глаза тебе смотреть, не то, что разговаривать. Пожалуйста, прости меня, я так виновата!
– Ты невиновата… – тихо шептала я ей в макушку. – Такое могло произойти с кем угодно. Тебе нужно было сразу обо всём мне рассказать. Ты ведь знаешь, как дорога мне.
Даша продолжала всхлипывать мне в толстовку, а я успокаивала бедняжку, прижимая её к себе всё крепче. И стало мне на душе тогда вдруг так тревожно, глаза мои забегали, и сердце замерло, когда я увидела его – стоящего вдалеке и наблюдавшего за нами, с маленьким букетом школьных цветов в одной руке и портфелем в другой. Он стоял очень далеко, но я отчётливо понимала, как нехорошо он на нас смотрит. Взгляд его разъедал нас словно кислотой, и тогда-то я впервые подумала: добром это дело не кончится.
– Подай красный маркер, пожалуйста.
Спокойный сосредоточенный голос Даши выдернул меня из омута воспоминаний, и я вновь оказалась в нашем стареньком классе, наедине со своей лучшей подругой, классухой и стенд-газетой. Всё также раздражающе, средь полной тишины, тикали настенные часы, и красные ногти Наталии Владимировны клацали по клавиатуре.
– Эй, ты чего? – заметила моё смятение Даша.
Я резко дёрнула локтём, едва не столкнув маркер на пол, но вовремя успела подхватить его налету. Фломастер прокрутил несколько «сальто» в воздухе, неуклюже приземлился в мои ладони, и я дрожащими руками протянула его Даше.
– Н-ничего, – буркнула я в ответ. – Так, вспомнилось.
– Ничего не понимаю, – негодовала у компьютера классная руководительница. – На кнопку жму, и ничего
