автоматически.
– Изысканное выражение – «кровавое деяние», – сказал он, – но ты права. Они, кажется, не понимают, что их права по закону теперь отличаются от человеческих. Если бы они только украли девочку, тогда могли бы сослаться.
– Но по убийству – не могут, – ответила я.
– Не могут, – согласился он. – Я на это пока не напирал, потому что как только они поймут, что их все равно ликвидируют…
Он не стал договаривать, я договорила за него:
– Им станет нечего терять, и они могут драться как бешеные. Я бы на их месте так и сделала.
– Не сомневаюсь, – ответил он.
– А ты нет? – спросила я.
Он минуту помолчал:
– Не знаю.
– Дать себя убить – труднее, чем кажется, если есть другие варианты, – сказала я.
– Может быть.
Голос его был серьезен, что ему не свойственно.
– Что такое? – спросила я.
– Да ничего.
– Я по голосу слышу, Зебровски. Давай, выкладывай, что там такое?
Он засмеялся, вдруг снова стал самим собой, но слова были вполне серьезными:
– Просто подумал: хочется надеяться, что ты никогда не окажешься по другую сторону закона.
– Ты хочешь сказать, что со мной будут обращаться как с не совсем человеком? – спросила я одновременно сердито и обиженно.
– Нет, и вообще ты хороший коп.
– Спасибо, но я слышу непроизнесенное «но».
– Но ты, если тебя загнать в угол, реагируешь как бандит. Мне просто не хочется видеть, что случится, когда ты почувствуешь, что у тебя нет выбора.
Мы помолчали в телефон – слышно было только наше дыхание.
– Ты об этом думал уже, – сказала я.
– Н-ну, – сказал он, и я увидела его пожатие плеч, неуклюжее в плохо пригнанном костюме, – я же коп. Это значит, что я постоянно оцениваю угрозу. Я бы и против Дольфа не хотел оказаться.
– Я должна быть польщена такой компанией?
– Он шесть футов восемь, ты пять футов три. Он бывший футболист и штангист, поддерживающий форму. Ты – девушка. Да, должна быть польщена.
Я задумалась на секунду, потом ответила:
– О’кей.
– А отчего это у меня такое чувство, что надо извиниться? Как вот когда Кэти начинает молчать, так по-женски?
– Не знаю. Зачем извиняться, если правду сказал?
– И я не знаю, но у тебя тот самый тон, который бывает у Кэти. Я когда его слышу, то понимаю, что сильно ей не угодил.
– Не можешь же ты сравнить меня с Дольфом, а потом со своей женой, Зебровски?
– Ты мой напарник, и ты женщина. Похоже, что можно сравнивать.
Я еще подумала об этом и снова сказала:
– О’кей.
– Вот теперь «о’кей» который значит «окей», а не тот
