браков в таких сообществах порой растет невероятными темпами. Более того, привычное представление о том, что фактором групповой консолидации является антипатия к некой чужой группе, глубоко ошибочно. Сербы, проживавшие в Сербии, нередко были неспособны к проявлению эмоций к оказавшимся в безвыходном положении соплеменникам, бежавшим в Сербию из раздираемых войной Хорватии и Боснии, видя в этих беженцах, нередко выходцах из сельской местности, «деревенщину» и «голытьбу из захолустья»[45].
Наконец, в ряде случаев ненависть, казавшаяся возникшей от природы, может исчезать впечатляюще внезапно и, по-видимому, полностью, как только конфликт исчерпан. По наблюдениям Лоренса Кили, «человеческому поведению присуща удивительная пластичность»: отношения нередко «превращаются из привычной дружбы в острую неприязнь и обратно с впечатляющей скоростью». Например, Дэниел Голдхейген утверждает, что в Германии давно существовал «извечный подспудный антисемитизм», так что Гитлеру и нацистам попросту требовалось «дать ему волю и тем самым его активировать», тем не менее после Второй мировой войны благодаря демократии и юридическим запретам на антисемитские высказывания немцы быстро превратились в либерально-демократическую нацию «наподобие нас». Однако, отмечают некоторые критически настроенные авторы, если все это исчезло столь стремительно и бесповоротно, то давайте для начала ответим на вопрос: насколько естественной была эта ненависть к евреям? Примерно таким же образом Джон Дауэр документировал дикую, почти животную ненависть к японцам, которая, казалось, пышно расцвела среди американцев во время Второй мировой войны (многие из этих проявлений уходили корнями в различные расистские инциденты и меры, имевшие место десятилетия тому назад). Однако после войны эта ненависть стремительно и почти полностью исчезла: опросы, проведенные вскоре после наступления мира, показали, что из всех иностранцев японцы больше всего восхищаются именно американцами – теми самыми американцами, которые в 1945 году бомбили Токио, Хиросиму и Нагасаки[46].
В действительности, если бы люди не были способны контролировать проявления ненависти более или менее рациональным образом, война оказалась бы каким-то невозможным или по меньшей мере исключительно сложным делом. Для максимально эффективного ведения военных действий их участникам требуется давать волю страстям только по команде и уметь сдерживать их по приказу даже в том случае, когда для эмоционального ответа есть серьезный повод (в качестве примера можно привести ситуацию, когда нужно не отвечать обстрелом на обстрел). Ненависть и желание отомстить и правда зачастую выглядят не столько причиной, сколько результатом насильственного конфликта, либо, как в случае противостояния между футбольными фанатами, ненависть порой может скорее служить поводом, а не причиной для насилия[47].
Становление армий: криминальное и организованное ведение войны
Из
Данные по Африке приведены в: Fearon and Laitin 1996, 717; см. также Keeley 1996, 178. О слабой корреляции между негативными эмоциями и насилием говорится в следующих работах: Collier 2000; Collier and Hoeffler 2001; Fearon and Laitin 2003, 83–84; Sadowski 1998; Keen 1998, chap. 2; Valentino 2004. O высоком уровне межэтнических браков в период войн в бывшей Югославии см. в: Gagnon 1994–1995, 134; Bennett 1995, 192. О «деревенщине» см. Cohen 1998, 296. Аналогичным образом хорваты из Хорватии относились к хорватам из соседних стран: «Ненавижу их. Ненавижу беженцев: не хотят работать, от них воняет» (Merrill 1999, 126). См. также Spolar 1995; Woodward 1995, 364; Kinzer 1995b; Bowen 1996; Sadowski 1998, 78–80.
Keeley 1996, 158. О вырвавшемся наружу антисемитизме см. в: Goldhagen 1998, 443. О либерально-демократической нации «наподобие нас» см. в: Smith 1996, а также Goldhagen 1998, 593–594. Критические высказывания см. в: Bartov 1998, 34; Browning 1998, 193. Дауэр утверждает, что подобные представления эволюционируют от исходного озлобленного расизма к расизму уничижительному: например, японцы, которые некогда изображались устрашающими перемазанными кровью гориллами, превратились в симпатичных маленьких обезьянок (Dower 1986, 302). Но даже такая трансформация имеет глубокий характер, и произошла она почти сразу после окончания войны.
См. также Kaufmann 1996, 141–146; Keen 2000, 22.
