сама уволится, а мы уж как-нибудь прикроемся. А Кузина взяла и всех уделала. И как ее пропустили? Ирина Александровна просмотрела, что ли…
Наступило тягостное молчание. Опера понурились.
– Ирина Александровна нюх потеряла. Меня и то не записала на прием к начальнику управления, а тут эту финтифлюшку к самому Иванычу пропустила. Во, времена настали! – прервал паузу Слава Дорошенко.
– Да уж, наша Ирина Александровна «к старости слаба глазами стала…», – поддакнул Дима Воронцов, прослывший в отделе самым начитанным сотрудником. Он к месту и не к месту любил сыпать цитатами из классиков, особенно чтил Крылова, видимо, что-то роднило бывалого опера со знаменитым баснописцем.
– «Наша», – передразнил Батанов, – когда это Ирина Александровна нашей стала? Она обезьяна с чужой ветки.
– С высокой, нам туда не добраться, – польстил начальнику Слава Дорошенко.
– Мужики, что делать будем? – изрек Батанов и обвел взглядом насупившихся оперативников.
– Ничего! Ничего делать не будем, – загалдели мужчины, – зачем делать? Новый год на носу. Встретим Новый год, а там видно будет…
В это время раздался звонок, по обыкновению, тревожный и напряженный. Батанов осторожно, двумя пальчиками снял трубку, подержал ее на весу и лишь после этого нежно прижал к уху.
– Да. Батанов. Слушаю.
Трубка гневно зарокотала. Барабанной дробью рассыпались в кабинете отголоски разъяренного баса. Оперативники молча опустили головы. Зрелище не для слабонервных. Бритые затылки с проплешинами, словно нераспустившиеся бутоны фантастических цветов-мутантов, создавали видимость причудливой композиции. Батанов, с прижатой к уху трубкой, вытянувшись в кресле, молча рассматривал странные цветы, внезапно расцветшие на утреннем совещании. Начальство любит устраивать разносы в такое время. Бас из трубки внезапно смолк. Послышался треск, хрипы, всхлипы растревоженной связи, и вдруг наступила оглушительная тишина. Опущенные бритые затылки оперсостава, вытянувшийся почти до потолка Батанов с эбонитовой трубкой вместо дирижерской палочки – именно такую картину увидела Кузина, влетевшая в кабинет с пластмассовой какашкой в руке.
– Вот!
Дрожащей рукой Алина положила игрушку на край стола. Батанов передернулся и бросил трубку на аппарат. Рычаги угрожающе клацнули.
– Что это?
– Вот! Это дерьмо.
– Что-о-о?
Опущенные затылки начали медленно подниматься. Послышались приглушенные смешки и хихиканье.
– Отставить!
Бритые затылки послушно опустились. Кузина похлопала глазами. Батанов никак не мог выйти из ступора.
– Что э-э-т-т-т-о-о-о-о?
– Дерьмо. Под дверь подбросили. Утром.
Кузина хотела добиться справедливости. Если война – то война честная, по правилам.
