с гордостью зазвенело оно со стены. – Забыть меня невозможно, я горю светом тысячи солнц!
Но вот набежала тучка, солнечный луч исчез, зеркало потухло, и его все, как и прежде, перестали замечать. Ведь самое безликое из всего, что нас окружает, это зеркало. В нем видят лишь свое отражение, само же зеркало не видит никто.
В чем-то Сойкин был похож на зеркало. Его постоянно с кем-то путали, кому-то он кого-то напоминал. То дядю Колю из Кемерово, то Исаака Борисовича из бухгалтерии. Порой незнакомые люди подходили к нему на улице и ни с того ни с сего хлопали по плечу, рассказывали радостно об удачно разродившихся племянницах, говорили о чем-то неизвестном для Сойкина, расспрашивали его, зачем это он развелся третий раз. А то вдруг пускались в воспоминания о том, как сидели с ним в вытрезвителе, или о том, как он подрался на похоронах своего дяди. На самом-то деле с Сойкиным ничего подобного не случалось, поэтому он слабо кивал, вежливо улыбался и быстро прощался, вызывая недоумение у незадачливых «родственников». К этому всему он привык. Ведь каждый человек несет в жизни свой крест. Каждого достает в жизни что-то свое, особенное. Одних преследуют глупые начальники, других склочные соседи, третьи окончательно запутались среди жен и любовниц. То, что Сойкина с кем-то путали, его особенно не раздражало. Обижало то, что люди, с которыми он действительно провел бок о бок какой-то период его жизни, его с трудом вспоминали. Встретил он на улице одноклассника Веньку Галкина.
– Венька! – закричал Сойкин, от радости хватая руку Галкина и с чувством пожимая ее. – Как жизнь? – весело спрашивал Сойкин. Но конопатый Венька кисло морщился, пытаясь стереть с лица растерянность.
– Ничего, хорошо. Как ты сам? – бормотал он, беспокойно шаря по лицу Сойкина глазами.
– Ну, как ты с футболом? Гоняешь-то еще мяч? – на что-то продолжая надеяться, говорил Сойкин.
– Так мы на «Трудовых резервах», на соревнованиях, – обрадованно говорил Венька.
– Нет. Да ты что, в самом деле, что ли не узнаешь? – возмущался Сойкин.
– А! Ты с политеха, с механики, – тыкал пальцем в небо Венька.
– Ну, ты даешь, – тяжко вздыхал Сойкин.
– Нет, в самом деле, у тебя еще роман был с черненькой такой, со второго курса.
– В школе! В школе учились, – орал почти на всю улицу Сойкин.
– Ах, это в школе, да, да, – растерянно говорил Галкин.
– Помнишь, как мы учительскую подожгли? – доказывал свою причастность к Венькиному прошлому Сойкин. – А как журнал стащили и пятерок понаставили?
Венька помнил все: и подожженную учительскую, и журнал с криминальными пятерками по математике, но вот Сойкина он никак не мог вспомнить. По лицу было видно.
– Ну, это когда было, – тянул он.
Потом потихоньку стали вспоминать одноклассников. Венька обмяк, раздобрел.
– А Машка-то стала моделью, – говорил Венька. – А Ромка, он, помнишь, к нам во втором классе пришел, – рэкетир. На джипе ездит. Крутой
