как расслабленное после сна лицо вытягивается, а веки, до этого опущенные на половину глаз, поднимаются на нужное место.
– Привет.
Мне кажется, что это говорю я, но на самом деле первым здоровается Кир. Он быстро оглядывает меня и неуверенно отходит, освобождая место на тот случай, если я решу зайти. Я киваю ему и улыбаюсь.
– Здорово. Я тут подумал… Давненько мы с тобой не виделись.
Я поднимаю пакет, показывая, что пришёл не с пустыми руками, и взглядом спрашивая, можем ли мы сейчас пообщаться. Кир широко улыбается и отходит ещё глубже в квартиру, давая мне пройти.
– Блин, мы, кажется, уже целую вечность не тусили. Я уже и не ждал, что ты когда-нибудь заявишься.
Я снимаю кожанку и пытаюсь понять, куда её можно повесить. Видя моё замешательство, Кир выхватывает куртку из моих рук и вешает её на длинную ручку шкафа. Грина вертится между ног. Мне хочется ответить что-то вроде: «Ну, ты знаешь, вечно эти дела и дела», но я понимаю, что не хочу врать, произнося типичную отговорку. Мы оба знаем, что это неправда. Не так я уж был и занят. И, уверен, он тоже.
– Никогда же не поздно?
И фраза эта звучит как извинение.
– Никогда не поздно.
Кир кивает.
Он наклоняется и наконец гладит Грину, которая уже вся извертелась в попытках привлечь к себе внимание. Мы проходим на кухню. Комнатка эта небольшая, но передвижение по ней, на удивление, не доставляет дискомфорта. Я сажусь около окна – на самое удобное, на мой взгляд, место.
Ещё светло. Мне становится обидно из-за того, что сейчас лето и небо будет тёмным лишь ближе к двенадцати. У Кира большие окна без штор, и пейзаж отсюда открывается просто великолепный. Друг предлагает мне что-нибудь выпить и суёт кусок черничного пирога. В животе шевелится пустота, напоминая про голод, но чернику я не люблю, так что отказываюсь.
– Ну, ты как всегда.
Он закатывает глаза, но я знаю, что он смеётся.
– Хоть раз бы согласился съесть что-нибудь, что тебе предлагают.
Я хочу возразить, но Кир прав. В большинстве случаев я отказываюсь от предложенной пищи. Стыдно признаваться, но, думаю, всё дело в том, что я слишком привередлив в еде. Юля любила шутить, что я не принимаю угощения из-за страха, что меня отравят, и, честно говоря, я уже сам начинаю верить в эту шутку.
Кир накладывает себе пирог на маленькую тарелку, берёт чайную ложку, которой будет есть, стакан с водой и садится напротив меня. Место около стены не очень удобное – сидящий там оказывается зажатым в узкой щели между столом и обоями, – но я понимаю, что друг сел туда, так как хочет меня видеть, пока говорит. Я оценил эту жертву. Мне хочется сказать, что, наверное, лучше не есть сладкое, ведь у меня в пакете солёная рыба, да и при его диабете это далеко не лучшее решение, но я решаю смолчать.
– А я
