брошенная на стол длинным веером колода карт.
Двоих он не успел достать – но Хальсон справилась сама. Одного настиг шарик из пращи – несмотря на приказ, она всё же успела перезарядить, другой всей не защищённой панцирем грудью упал за выхваченное ею – и выставленное вперёд – копьё.
Стром увидел её. Она тяжело дышала, едва стоя на ногах – но была цела и невредима. Одиннадцать снитиров лежали и стояли на снегу… Лишь один продолжал усердно взбивать ногами снег и пронзительно верещать. Он единственный из всей стаи сохранил и тело, и душу.
«Добей его».
Она помедлила – всего на долю секунды, – но Стром заметил… А потом подошла к зверю и один раз, точно и коротко, ударила копьём. Снег окрасился новой кровью.
«Иде. Порядок?»
«Эрик. Да».
Но ему не нужно было слышать её, чтобы чувствовать: охотница измотана, у неё дрожат колени, а спина мокрая от пота, и подкладка снуда липнет к телу.
Но даже это сейчас не волновало его – как не волновали тёмные силуэты хааров на снегу.
«Здесь ничего нет. Уходим».
«Эрик. Может…»
«Я вижу. Уходим».
Стром хорошо представлял себе, что бы она сказала ему, если бы он позволил.
«Ты уверен? Давай пройдём ещё раз, и, может…»
Но он учил её хорошо, и Хальсон промолчала.
Эрик Стром и рад был бы поверить, что что-то упустил. Но дело было не только в спокойствии снегов и ровном дыхании ветра. Он чувствовал: Сердца здесь нет. Дюжина хааров – неправдоподобно большая стая, обычно хаары перемещались семьями по пять-шесть особей – явилась как будто в насмешку.
«Чего ты хочешь?» – он крикнул это прямо в разверстую ему навстречу холодную, пустую пасть.
Стужа молчала.
Возможно, она даже не услышала – зато услышала Хальсон.
«Эрик».
«Прости. Порядок. Идём».
И они повернули назад, потому что искать было больше нечего. Он был уверен, наверняка уверен, что на этот раз найдёт Сердце. Теперь Строму самому было стыдно думать об этом, но он поверил в Гасси, маленького погибшего друга Хальсон, так, будто он был посланным ему мессией.
Возможно, он и вправду взял на себя слишком много.
А потом он увидел – как всегда в Стуже, – то, что возвращало ему надежду в минуты отчаянья. Его ледяная мать была так же добра к нему. Ей как будто и дела не было до того, что он собирается бросить ей вызов. И, летя над Стужей, он увидел знак – один из таинственных знаков в дневнике Гасси, которые они так и не смогли разгадать.
Знак, мерцающий, лёгкий, был начертан дравтовыми жилами на поверхности снегов.
Несколько часов обратного пути они с охотницей проделали в молчании. Они явились в центр одновременно: она – войдя в открытый специально для неё подкупленным кропарём вход; он – открыв глаза в стремительно пустеющей от плира капсуле.
Всё время осмотра нервным
