небольшим квадратом.
«Все-таки побольше, чем почта в Постанте», – усмехнулся я, затаскивая по лестнице свою ношу. Мой желудок умирал в коликах, но нос успокаивал и молил продержаться ещё немного. Мясные запахи были многообещающими.
– Вот ваша комната, герр… Простите, вы не представились.
– Герр Бонифац.
– Герр Бонифац, – бодро подхватил краснощёкий. – Вот ваш ключ. Располагайтесь и спускайтесь на ужин. Сегодня наш повар подает углярки и ростбиф с кнедликами, вставать из-за стола не захотите, как вкусно!
Он заговорщицки подмигнул, и я вымученно кивнул в ответ. Дверь за ним затворилась. Глаза у этого Петере были неживые, выдавая в нём набор автоматических действий, которые он повторяет регулярно и от которых, верно, уже устал. Устал от неестественного притока народа? Неужели, это всё местные? Ну, скорее, здесь и вправду хорошо готовят углярки всякие, отчего бы не быть народу?
Пока в моей голове прокручивались рваные мысли, я сам, словно кукла на ниточках, не вникая в свои действия, переодевался в чистое, сбрасывая скорлупу дорожных странствий. Тепло. Мои руки приникли к печной трубе, пронзающей насквозь мою маленькую комнату.
– Цивилизация.
Просмаковав слово, подобное куриному филе, я запер комнату и торопливо спустился вниз.
Отыскать пустое место оказалось нелёгким, но возможным. Маленький двухместный столик у окна – то что надо для моей истосковавшейся по пище плоти. Стоило только взгромоздиться на стул, как ко мне подлетела пышная фройлен, (хотя почему фройлен? Может, и фрау) и, мило улыбнувшись, поставила передо мной тарелку с чем-то аппетитно-волнующим.
– Извините, – удивленно вскинул голову, – я ещё ничего не заказывал, вы, вероятно, ошиблись.
Девица непонимающе похлопала ресницами. Я попытался всучить ей тарелку обратно, на что она, замахав руками, сказала:
– Nie nie! To vy. To je od Peter.
– Это мне от Петере? – услышал я знакомое имя.
– Peter, ano, ano! – девица просияла.
– Хорошо, – я кивнул в знак того, что понял, – спасибо.
Девица ещё раз улыбнулась и, шурша подолом цветастого платья, похожего на киммерийский дирндль, поспешила далее. Я уставился в тарелку, в которой будто родные алеманские колбаски, возлежали колбаски богемские, а другую половину тарелки делила жаренная картошка с клубившимися над нею ароматами сметаны и сала. По запаху проверив угощение на инородные ингредиенты и убедившись, что еда чиста, я, забыв обо всем, приступил к поглощению.
Как неумолимо играет свою роль в наших действиях голод. Он подчиняет себе наши чувства, не даёт сосредоточиться, терзает, но утолив его, мы вязнем еще больше, попадая под цепкое влияние опьяняющей нас сытости… Силён тот, чьи помыслы не зависят от пищи.
Оторвавшись от тарелки, отложил нож. Надо сегодня же переговорить с шибко доброжелательным Петере и узнать про проводника до Картар. Несмотря на вкусное угощение, чуялось неестественность гостеприимства, потому оставаться
