интересах и соблюдении демократических прав. Конфликт между различными порядками оценивания выдвигает на передний план вопрос о компромиссных соглашениях и способах координации хозяйственных взаимодействий[129] (подробнее см. в гл. 6).
Следует выделить также особый политико-экономический подход, который во многом является разновидностью институционального анализа (Ф. Блок[130], Б. Керратерс, П. Эванс и др.). Его специфика, однако, заключается в том, что, во-первых, исходная плоскость анализа переносится с микро- на макроуровень, а во-вторых, основное внимание привлекается к вопросам взаимодействия государства и хозяйства. Государство рассматривается как относительно автономная сила, которая в то же время самым тесным образом связана с хозяйством и обществом в соответствии с предложенной П. Эвансом концепцией встроенной автономии (embedded autonomy)[131]. При этом в отличие от экономистов, пытающихся выработать универсальные модели, экономсоциологи данного направления подчеркивают специфичность для каждого общества способов интеграции государства с рыночными структурами и институтами (подробнее см. в гл. 7).
Характерной особенностью политико-экономического направления служит явно выраженный компаративный элемент. Здесь сравниваются разные модели государственного воздействия на хозяйственные процессы[132], а также разные способы организации национального и мирового (глобального) хозяйства, включая теорию регуляции (regulation theory) и концепцию множественных типов капитализма (multiple capitalisms)[133] (подробнее см. в гл. 24). Подобная сравнительная политическая экономия возникла на пересечении классической (в том числе радикальной марксистской) политической экономии и направления, исследующего международные отношения[134], с добавлением многих элементов теории организации и нового институционализма. К политико-экономическому направлению примыкают также концепции мирового хозяйства и глобальных товаропроизводящих цепей (global commodity chains), где основной упор делается на анализ деятельности транснациональных корпораций[135].
Наконец, социокультурный подход в экономической социологии (М. Аболафия, П. Димаджио, Ф. Доббин[136], В. Зелизер) уделяет внимание сетевым связям и институциональным устройствам, но погружает их в более широкие контексты – привычек, традиций, культурных навыков[137]. Делается упор на совокупность значений, смыслов и культурно-нормативных схем, которые помогают оценивать и переоценивать ресурсы, сценарии действия и вырабатываемые идентичности, привязанные к конкретным сообществам и временным контекстам. Рациональность действия и экономический интерес выступают здесь как локальные культурные формы[138] (подробнее см. в гл. 5). В свою очередь, здесь выделяются культурно-исторический анализ, к которому тяготеют Ф. Доббин и В. Зелизер[139], а также культурно-этнографический подход, образец которого
Наше интервью с Ф. Блоком см.: Экономическая социология. 2001. Т. 2. № 5. С. 14–20 (http://www.ecsoc.msses.ru).
Political Economy of Modern Capitalism: Mapping Convergence and Diversity/ C. Crouch, W. Streeck (eds.). L.: Sage, 1997;
См., например:
Наше интервью с Ф. Доббином см.: Экономическая социология. 2004. Т. 5. № 2. С. 6–12 (http://www.ecsoc.msses.ru).
Обзор работ данного направления см.:
Подробнее о подходе В. Зелизер см.:
