части, которая не простила Уну, которая болела всякий раз, когда она встречала слухи о гражданских девушках, за которыми та ухаживала.
Уна протянула чашку чая, и Рен постаралась прогнать мрачное настроение сладким запахом ромашки.
– Спасибо. – Она вяло улыбнулась.
– Ты все еще выглядишь несчастной. Ты хочешь… поговорить об этом?
– Э-э-э, нет. Я думаю, ты вспыхнешь, если выплесну на тебя все свои чувства.
Уна приподняла бровь.
– Зато в таком случае эта дыра сгорит вместе со мной.
Рен толкнула ее.
– Заткнись. Я просто… – «Просто». Ни черта не просто. Ее горло сжалось. – Я скучаю по нему.
Это был первый раз, когда она озвучила это, и признание разрушило стену, которую она возвела вокруг своего горя. Воспоминания о Байерсе обрушились на нее, разрозненные и острые, как осколки упавшей вазы. Его невыносимое мурлыканье под нос во время работы. Эта противная мальчишеская ухмылка, которую он натягивал всякий раз, когда думал, что ведет себя по-умному. То, как его глаза светились гордостью, когда он говорил о своем брате. Рен хотела вернуть их еженедельные вечера в пабе. Она хотела послушать, как он болтает об искусстве составления букетов – семейном ремесле. Она хотела, чтобы он вернулся.
Уна внимательно смотрела на свой чай.
– Я тоже скучаю по нему.
Улыбка тронула уголок рта Рен.
– Помнишь тот раз, когда он опоздал на утреннюю тренировку?
Уна искренне и беззаботно рассмеялась. Этот теплый звук свернулся клубочком в груди Рен.
– Как такое забыть? Я все еще вижу, как лицо сержанта Хаффмана стало багровым, когда она увидела, что он пытается пролезть через окно.
Рен усмехнулась:
– Он был настоящей катастрофой.
– Вы оба катастрофа. Самая разношерстная компания, которую именно мне поручил военный штаб.
– Мы хотя бы милые?
– Не увлекайся, – проворчала Уна. – Вы катастрофа, и точка. Но вы моя катастрофа.
Ее. Как сильно Рен хотелось, чтобы это было правдой. Она хотела протянуть к ней руку – хотела переплести их пальцы так, как они делали это раньше.
Но Уна снова затихла, и в сгущающейся ночной темноте комната казалась слишком мрачной.
– Я постоянно думаю о том, что должна была сделать по-другому.
– Ты не могла поступить иначе. Ни в чем из этого нет твоей вины.
– Возможно, мы бы и не нашли его. Но я потеряла нашу единственную зацепку, я подвела его. – Уна слишком много на себя взвалила, слишком много. Больше всего на свете Рен хотела забрать часть этой ноши. Однако отчасти именно это делало Уну блестящим солдатом и командиром, достойным подражания. Ее непоколебимая преданность подчиненным. Ее чувство долга превыше всего остального.
– Не ты упустила мальчика, а я.
– Я
