который доказывает эту моральную тенденцию человеческого рода: энтузиазм Французской революции, несмотря на все зло, которое она принесла с собой». «Революция одухотворенного народа, которую мы наблюдаем в наши дни, может быть успешной или провальной; 22она может быть настолько наполнена страданиями и жестокостями, что здравомыслящий человек, если бы он мог надеяться счастливо осуществить ее во второй раз, никогда бы не решился на эксперимент такой ценой, – я говорю, эта революция, Я говорю, эта революция обнаруживает в умах всех зрителей (которые сами не вовлечены в эту игру) желание участвовать, граничащее с энтузиазмом, выражение которого само по себе было связано с опасностью, и которое, следовательно, не может иметь иной причины, кроме моральной предрасположенности человеческого рода» (стр. 131). Но «истинный» энтузиазм всегда идет только «к идеалу, и то чисто моральному», а именно к понятию права. «Противников революционеров» – наемные армии коалиции – «нельзя было пробудить к рвению и величию души, которые порождало в них одно лишь понятие права, и даже понятие чести старой воинственной аристократии (аналог энтузиазма) исчезло перед оружием тех, кто имел в виду право народа, к которому принадлежал, и считал себя его защитником» (стр. 133). Поистине более впечатляющее, потому что более неприукрашенное и мужественное слово о канонаде при Вальми, чем известное слово Гете!
И это событие, касающееся всего человечества, это «всеобщее и бескорыстное участие», с которым «болеют» за «ожидаемый успех» великого предприятия, есть со своей стороны явление не революции, а… эволюции конституции по естественному праву, которая, хотя еще не завоевана сама собой только в дикой борьбе… тем не менее ведет к стремлению к конституции, которая не может быть зависима от войны, а именно к республиканской конституции“ (стр. 134). Но „такое явление“ „в истории человечества уже не забывается“, потому что оно выявило в человеческой природе склонность и способность к лучшему, подобных которым ни один политик не смог бы вывести из предшествующего хода событий…". Да, даже если „революция или“ (как ее характерно называют здесь) „реформа конституции народа в конце концов не удается…", то «это событие слишком велико, слишком переплетено с интересами человечества и… слишком широко распространено, чтобы о нем не вспомнили народы при всяком благоприятном случае и не пробудили к повторению новых попыток такого рода» (стр. 135). Таким образом, в этом разделе, озаглавленном «Гадательная история человечества», Кант предсказал последующие революции, начиная с французской в 1830 году и заканчивая русской в октябре 1905 года. Для остальных же оба раздела представляют собой открытое утверждение морального закона революции, более не сдерживаемое «формализмом позитивности в праве и государстве» (Cohenloc. cit. стр.533), как это незадолго до этого отстаивал в специальном письме его восторженный последователь Ж. Б. Эрхард,
Следует помнить, что эта часть письма была написана по крайней мере за один, а возможно, и за два года до публикации всего сочинения. Ср. мои замечания по поводу ее издания в т. 46 «Philosophische Bibliothek», стр. XV – XVII и Akademie-Ausgabe, т. VII, стр. 339f.
