хотел обидеться на такое, но почему-то смутился, принялся отнекиваться, а Игнат, только махнул в его сторону рукой.
– Да неважно. Я к тому, что Митрич тоже не старый, лет тридцать-тридцать пять, многим бабам нравится, а он бирюк бирюком. По лесу может неделю шататься, в кузне днями и ночами пропадать… Странный он, вот убей меня бог, странный.
– Вот возьмём Федьку с собой, может, у него и вызнаем чего.
– Значит, не передумал про Федьку? – упавшим голосом спросил Игнат.
– Нет, – твёрдо заявил Санька. – Малый сильный, хороший. А что у Митрича в учениках, так что с того? Нам Митрич ничего плохого не сделал. Мне поп наш, отец Георгий, больше не нравится.
– Ладно. Иди домой, лопай, а я спать лягу, здесь. Домой не хочу, мамка всё одно спать не даст. Ты только приходи после полудня, али чуть позднее. Пойдём с ребятами поговорим.
Санька кивнул, поднялся и уже собирался идти домой, когда Игнат окликнул его и попросил:
– Ты только когда придёшь, пожрать чего-нибудь захвати. Мне домой идти, ты ж понимаешь, мать плешь проест скоро.
– Хорошо, будет тебе чегой-то пожрякать, – с ободряющей улыбкой пообещал Сашка, но Игнат уже вытянулся у ствола дерева и закрыл глаза.
Глава 2
Ближе к вечеру мальчишки собрались и стали решать, когда отправиться к дальним лугам, на поиски летательного аппарата. Идти хотели на зорьке, но Федя не согласился. Он попросил два дня, чтобы управиться с делами по хозяйству да договориться с учителем, Митричем. Ожидание всем было в тягость, но заступы были нужны, а Федька мог инструмент предоставить, поэтому остальным ничего не оставалось, как согласиться с его условием.
Все дни Игнату, Саньке, Серёге и Антону не удавалось успокоиться, их трясло, душа требовала приключений, а тело было согласно на любую работу, лишь бы время бежало быстрее. Парни никогда не отлынивали от дел по хозяйству, но сейчас матери были приятно удивлены: они сами просили найти им занятие, и чем сложней и тяжелей, тем лучше. А Игнат, Санька и остальные, просто старались как можно больше устать за день, чтобы ночью спать, а не думать о походе.
А вот Фёдор был этим увлечён мало. Он не горел поиском самолёта, он больше переживал, как растолковать дядьке Митричу, что скажет мамке про день-деньской учёбы у него, но сам на неё не явится. Да и ребята просили ни словом не обмолвиться о походе на дальние луга, а уж тем более о цели похода. Но дядька догадался сам.
Федька сидел перед кузней, откуда доносился неунывающий и задорный стук молотка. Теперь он легко мог отличить, когда стучит молоток, когда молоточек, а когда лупит молот. Крепкие руки Митрича, казалось, не знали тяжести молота. В руках дядьки он вертелся бабочкой, стучал по краснющему от жара горна железу и гнул его так, как Митричу было угодно. С этого молота и началось Федино обучение у кузнеца.
Федька пришёл в кузню с мамкой. Она хотела попросить кузнеца вылечить Фединого брата, который очень часто болел, а помочь никто не мог. Если и выздоравливал на неделю,
