перегоняли жару. Воняло гниющей растительностью и странным мускусом мертвых; линии на зернистой поверхности под ногами, почти скрытые под черным и слизистым слоем заплесневелой листвы, выдавали предыдущую инкарнацию этого места: теннисный корт.
Глаза, привыкшие к темноте, способны увидеть квантовую механику в действии. Палочки и колбочки центрального углубления сетчатки достаточно чувствительны, чтобы зарегистрировать воздействие единственного фотона. Чувствительности хватает с лихвой, чтобы отделить движущиеся тени от неподвижных.
– Черт, Саламанка…
Кто-то обступил их со всех сторон. Тринидад услышала шорох ткани и тихий крысиный писк от соприкосновения влажной кожи и прорезиненной куртки.
Вспышка голубой молнии позволила понять две и только две вещи.
Повсюду были Волки Луны, их умные глаза причудливо светились, словно угольки человечности. Саламанка стоял, вытянув руки перед собой. Он держал теслер. Оружие было нацелено прямо между глаз крупного оборотня, который преградил им путь к бегству – переулок, нарисованный черным на черном фоне.
Тринидад показалось, что в глазах человека-волка, в которого целился Саламанка, что-то мелькнуло: свет, знание, узнавание.
Как будто он удивился, когда увидел ее.
Волк отпрянул, но недостаточно быстро – прицел теслера соскользнул ему на грудь и застыл монохромным приговором между сосками.
Выстрел и поступок случились одновременно. Палец Саламанки нажал на спусковой крючок, рука Тринидад взметнулась и выбила оружие из нужного положения. В узком переулке вспышка была ослепительной, грохот – оглушительным. Теслерный разряд угодил в жестяную крышу и там иссяк. Волк-оборотень сбежал.
Когда они выскочили на широкую улицу, Тринидад повернулась к Саламанке.
– Они бы нам не навредили! – Она ударила его кулаком в грудь. – Никто не собирался рвать нас на части, высасывать костный мозг или натягивать шкуру с задницы на боевой барабан. Может, потрепали бы чуть-чуть, заставили прочитать один из их политических манифестов, но не сделали бы ничего плохого. Ты сам вытащил эту штуку! – Она опять его стукнула. Приятно. До чего тупой самец! – Клянусь Иисусом, Иосифом и Марией, ты собирался им воспользоваться?!
– Да! – Саламанка схватил ее за запястье, мешая ударить снова. – Конечно, собирался – зачем тащить теслер в некровиль, если ты не планируешь пустить его в ход? Устроить настоящую движуху и Настоящую смерть, да-да.
– Отпусти, – велела Тринидад, успокоившись. – Я не разрешала ко мне прикасаться.
Он зыркнул на нее, но повиновался. Разжимая пальцы по очереди.
– Хватит обращаться со мной как с двенадцатилетним ребенком. Я сама пойду. Не тащи меня за руку.
Во время бегства прочь от горящей нефтяной лужи, сквозь тени и страх, Тринидад в какой-то момент чуть не сломала левый каблук.
21:30 – полночь
Сорок пять
