ложкой? «Котик, котик, открой ротик», – и котик покорно открывает пасть, даже если его вот-вот стошнит от брезгливости, и получает законную ложку щедрости, расположения и доброты. А потом «котик» и сам расстарается приготовить что-нибудь повкуснее, чтобы отдать своим ближним долг братской любви. Кто не знает, как много значит порой для установления мира и согласия всего лишь долька апельсина или кусочек яблока? Не принять подобный дар просто невозможно, это все равно что не протянуть руки для пожатия – а вдруг в ней камень зажат? Это все равно что заподозрить дарителя в намерении тебя отравить. Но ведь никто еще не умирал от ложки свежайшего винегрета. Правда, я слышал, что однажды целый отдел уважаемого научного института загремел в инфекционную больницу после такой вот трапезы из одной баночки, но это же явно досадное исключение!
И вот, когда уже все сидели за столом и перед каждым стояла тарелка, от которой соблазнительно поднимался пар, появлялась сама Эльвира Григорьевна и ставила на стол в довершение завидного изобилия банку икры или коробку дорогих конфет, из «директорского фонда», т.е. из личного своего сейфа, где подобные роскошества хранились на случай деловых дарений. И тут обед начинался.
Ели молча и сосредоточенно, и только насытившись, принимались за разговоры. Семен Семенович слыл в магазине великим остроумником, поэтому его просили рассказать анекдот. И Семен Семенович с артистизмом рассказывал в сотый раз про армянку, которая спала со всеми жильцами дома, а когда мужу сказали об этом, он ответил: «Она и со мной спит». Смех стихал, и Семен Семенович, грассируя, рассказывал про Сару и гаечный ключ, в котором было одно неприличное слово – этот анекдот ему особенно удавался. Громче всех хохотала матерщинница Любка и просила его повторить. И Семен Семенович повторял, а потом Любка комментировала анекдот, дополняя его пикантными подробностями; беда в том, что передать ее слова литературным языком не представляется возможным.
Смеялись все, кроме Эльвиры Григорьевны. Она могла позволить себе разве что полуулыбку. Всегда, везде, и в дождь и в вёдро, она оставалась серьезной и зорко следила за ходом событий. Это был ее принцип. «Нельзя расслабляться, когда ты выбрал такую нужную и опасную профессию», – говорила себе она.
В праздничные дни( на 7 Ноября или 1 Мая) стол бывал особенно нарядным. Его украшали цветы, шампанское и коньяк. В эти дни Эльвира Григорьевна выносила из кабинета специально заказанный в «Метрополе» торт , с которого тут же снимали картонную крышку и громко выражали наперебой свое одобрение и восхищение.
Однажды в такой день беленькая кассирша из штучного отдела принесла с собой фотоаппарат. Устроили фотографирование. Сначала сфотографировали стол, потом торт отдельно, затем торт на столе, а дальше снялись все вместе за столом у торта. После того запечатлелись парами и тройками, кто с кем пожелал, и каждый в отдельности с Эльвирой Григорьевной. Когда банкет закончился, Эльвира Григорьевна велела подать ей фотоаппарат и засветила
