иллюзия своим весовым достоинством становиться самодостаточной реальностью, необходимым звеном общего мира фундаментальностей.
Впавшим когда-то в безумство человечество остается в ее сетях по сей день. Поразительно, но как бы не было сильно влияние христианской церкви, даже в современное время, идея гармонии мира существует сама по себе, каким-то природным (животным) состоянием (или, точнее сказать, животной недоразвитостью) человек воспринимает идею гармонии буквально фактором безусловности, т.е. то, к чему необходимо стремиться, параллельно христианству, – даже научно открыв, что мир это дисгармония, сам научный мир не понимает открывшего, и сегодня продолжает оставаться в иллюзиях гармоничности мира. Не исключением такого положения была и Александрия, первая среди восточных церквей и первая же среди философской школы на мистической основе. Поэтому немудрено, что александрийское христианство скоро пропиталось мистической философией и превратилось в мистику с христианской оболочкой.
Сложность вопроса христианства заключается в нарушении установленного правила, сакраментальности единобожия – в Триединстве Бога: Бог – живой, и потому Он нарушает правило (закон), которое есть фактор гармонии, целостности – отчужденность от Бога, которое мертво и которое Он и разрывает. Сакраментальностью единобожия пронизан Ветхий Завет, но это же положение присутствует и в мистицизме, с тем лишь различием, что Бог это определение скорее простоты, чем сложности, т. е. Он, с одной стороны, «не сущий» – «до существующий» – окончательное совершенство, которое настолько просто, что неделимо, а с другой, заключающее в себе все и потому – «Единое». Казалось бы, представленная картина, «единое и неделимое», подходит для объяснения природы Бога, и люди ловятся на эту удочку, не понимая, что Бога, вообще, объяснить невозможно, а следуя вышеприведенным путем лишь становятся на стезю природы гармонии, монотонного, ограниченного, узколобого образа. Поэтому, сколько бы философов и философий не существовало бы в мире, все будет сводиться, так или иначе, к одной позиции – всеобщей гармонии и её принципу «единения противоположностей». И поэтому, как ни парадоксально, мистическая философия фактически стала зеркальным отражением иудаизма, погрязшего в законничестве.
Эллинистическая философия могла бы прекрасно существовать и дальше в содружестве (прямо или косвенно) с иудаизмом если бы не христианская «напасть», которую надо было как то объяснить, и эллинисты, «засучив рукава», взялись за дело. Опираясь на древнее положение «пика научности высокой культуры» человечества – «единение противоположностей», они подошли к этому вопросу с позиции человеческой восприимчивости – «есть», и стали рассматривать Бога единым и неделимым, т.е. «Абсолютом», соответственно, Христос, таким образом, становился противоположностью – простым человеком.
