на которой я так сильно стараюсь зациклиться, чтобы не смотреть на… вообще все остальное. Определенно не на широкие плечи. Не на сильную шею, не на проглядывающую сквозь расстегнутый ворот светло-оливковую кожу.
Он прочищает горло, звук низок и глубок, и мой взгляд тут же устремляется на манящий меня палец.
Молчаливый приказ посмотреть ему в глаза.
В груди становится слишком тесно для легких и трепещущего сердца, но с глубоким вздохом я подчиняюсь.
Смоляные кудри, припорошенные серебром, которое не имеет ничего общего с возрастом, сейчас ниспадают на лоб, наполовину заслоняя меня от свинцовых глаз в обрамлении густых черных ресниц. Глаз, что изучают мое лицо, прежде чем взрезать все тело по частям, словно лезвие бритвы, оставляя меня без единой кости.
– Ты ранена. – Его слова – гвозди, вбитые в слишком неподвижный воздух.
– Просто царапинка, – помахиваю я пострадавшей ладонью. – Ничего серьезного.
– А как же нога? Тоже ничего серьезного?
Проклятье.
– Я…
Его глаза сужаются, а я все лихорадочно подыскиваю слова, чувствуя, как с другой стороны в мое пылающее лицо впивается пристальный взгляд Бейза.
Да, во время тренировки я поранила ногу, а потом предпочла это скрыть, ведь я была так одурманена экзо, что остановиться было бы сущей пыткой.
Беда в том, что Рордин не знает о наших тренировках, и я предпочитаю продолжать в том же духе. Единственной причиной, почему я вообще на них согласилась, стало то, что Бейз однажды проговорился, мол, Рордин бы не одобрил, чтобы я училась сражаться, как его воины. Не буду врать, что, поступая вразрез с его грубыми убеждениями, я не получаю некоторого болезненного удовольствия.
Однако порез на ноге?.. Не сомневаюсь, что если Рордин его осмотрит, то сразу поймет, откуда он взялся.
– Итак? – интересуется Рордин с жесткостью, которая буквально умоляет меня солгать.
И я делаю то, что выходит у меня лучше всего. Потому что ложь – маленькая хорошенькая маска, которую мы цепляем на слова, чтобы придать им удобоваримый оттенок.
Расправляю плечи, нахожу в себе стержень.
– Да ничего серьезного. Споткнулась на лестнице, отсюда и все царапины.
Слова текут как шелк, но судя по тому, как Рордин вскидывает темную бровь, он знает, что мой язык нечист.
Делаю глоток сока, причмокиваю от резкого привкуса.
– Шагу ступить не умею.
– Говоришь, не умеешь?
– Угу-м.
Рордин откидывается на спинку стула, положив лодыжку одной ноги на колено другой. Его ботинок покрыт грязью, сажей и…
Кровью.
Отвожу взгляд, медовые булочки оседают в желудке кусочками свинца.
Ну, по крайней мере, он сменил рубашку.
– Что ж, тебе стоит быть поаккуратнее, – упрекает меня Рордин, взмахом руки отсылая служанку, которая пытается налить ему
