мятною травою,Тихой, огуречной…
Я ведом лесной тропою
К стороне заречной.
Осторожно вскрикнет птица,
Не боится, но же
Надо дать сигнал сестрицам,
Где потомства ложе.
Пискнет, нежная, и в кроне
Прячется певунья,
Никого не видно, кроме
Разноцветий чудных.
Ландыш в колокольчик белый
Разливает мирру,
И сморчки на листьях прелых
Тянутся к эфирам.
Утро нежное на плечи
Ляжет спозаранку
И обрадует, и лечит,
И поёт зарянкой.
***
Стакан хрустального вина,
В горячей ванне пар и пена,
И в тонких линиях Она,
В блаженстве, чуть припухли вены.
Полынь на вкус того вина,
На дне неправильные льдинки,
И в тонких линиях Она —
Желанней не найти картинки.
На белой пене волос льна,
И алые раскрыты губы,
Вся в тонких линиях Она
Теперь моя навеки будет…
Красива ты Его ночами
Красиво девичье плечо,
Красива ты его ночами,
За мужественными плечами
Тебе спокойно-горячо.
Хрустальна тонкая рука,
Хрустальна ты, его не видя,
При встречах так рукой обнимет,
Что утекает, как река.
Каскадом вьющихся волос
Красива ты – он замирает
И рук твоих не убирает,
Когда ему затеешь чёс.
Не насмотреться глаз огня
Ни в счастье вашем, ни в печали.
Красива ты его ночами,
Приказом Бога временя.
Рейс туда-обратно – около пятнадцати стихов. «Может напечататься где-нибудь?» – мелькала шальная мысль. «Нет, рано. Надо Еве дать почитать. Критический взгляд никогда не помешает. Она – дока в стихосложении, родным подсунуть: «Вот мол я, какой! Дурачок, сиди тихо, не высовывайся… А заманчиво было бы издать книжку стихов с картинками и подарить жене – то-то она удивится! Нет, лучше напечатать её стихи, у неё их много намонастырено, я подглядел нечаянно. Нет, не годится без разрешения автора… Эх, Бориса нет. Как же мне его не хватает!»
На реке бытуют свои правила движения и поведения на воде, свои есть звуковые и визуальные знаки. Приветственно звучат гудки труб при встречах караванов или судов. Если плывёшь вниз по течению, держишься правой стороны реки, вверх – левой. Курс нужно держать на створы, указывающие, куда нужно направлять нос корабля. Мели отмечаются на картах и изменение донной поверхности передаются из уст в уста. Часто донная и береговая картина реки сильно меняется, особенно, после половодья весеннего или осеннего. Серафиму нравилось плыть, маневрировать, разбираться в речных неурядицах. Его уважали и побаивались. Раз балтийский матрос, ростом и плечами со шкаф небрежно отозвался о его безукоризненном виде. Серый спокойно подошёл и так отделал наглеца в пять нелестных прикосновений, что тот чуть не захлебнулся в волжской водичке, свалившись мешком с качающихся сходней.
