по себе ничего не сделаешь: без Бога ни до порога».
В 1838 году возжелал он облещись в схиму и подал о семь прошение в Духовный Собор Лавры следующего содержания. Как не было дотоле примера, чтобы кто-либо в Лавре в такие, еще непреклонные, лета принимал на себя великий подвиг схимонашества, и притом в последнее перед сим время вовсе оскудели в Лавре старцы, подвизавшиеся в схиме, и не было уже ни одного схимника, то он сомневался в соизволении на сие начальства, а потому смущался духом. Однажды, занятый сею мыслию в саду, прилежащем к его келье, он задремал и видит, будто идет святитель в полном облачении и, приблизясь к нему, говорит: «Пафнутий, не сомневайся, желание твое исполнится». – «Кто же ты, архиерей Божий?» – спрашивает он в недоумении. «Я Парфений, епископ Лампсакийский». При сем он пробуждается и сомнение уступает место упованию. Так с самого начала и во всю жизнь всякая сколько-нибудь значительная перемена в его положении совершалась всегда по особенному ясному указанию Промысла Божия, каковое предварительно получал он свыше.
Вскоре высокопреосвященный Филарет, прибывши на Киевскую паству, рассмотрел его прошение, и по беседе с ним уразумев духом благодать, сущую в нем, сам облек его в схиму 1 июня 1838 года в пещерах преподобного Антония и наименовал Парфением, на сорок шестом году от рождения. С того времени и доселе никогда не оскудевают в Святой Лавре старцы, подвизающиеся в схиме, и всегда бывает оных до семи и более.
С восприятием сего великого образа, он с горячим усердием и как бы вновь возложил руку на рало, не озираясь вспять. Приобретение истинного молитвенного духа составляло главнейший его подвиг, и он стяжал сей благодатный дух в высшей степени. Молитва, по словам его, обратилась для него в такую потребность, как пища или питие, или же сделалась у него, по его выражению, как бы болячкою, вросшею в сердце. Она сама собою при внешних даже развлечениях и даже во сне в нем действовала. Он сам видел однажды в полусонном видении свое сердце, объятое пламенем.
Он питал особенную, чрезвычайную, самую умилительную и можно сказать нежную, детскую любовь и преданность к Пресвятой Матери Божией и не находил довольно слов, чтобы выразить и Ее любовь к людям и свою к Ней. Любимым праздником его был праздник Благовещения Пресвятой Богородицы: «Буди благословен и преблагословен день Благовещения Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы!» – писал он однажды в этот день к одной любимой им особе. Не раз сподоблялся он блаженного видения Преблагословенной Девы. Так однажды, размышляя с некоторым сомнением о читанном им где-то, что Пресвятая Дева была первою инокинею на земле, он задремал и видит от Святых врат Лавры идущую в сопровождении многочисленного сонма иноков величественную монахиню в мантии, с жезлом в руках. Приблизившись к нему, Она сказала: «Парфений, Я монахиня!» Он пробудился и с той поры с сердечным убеждением именовал Пресвятую Богородицу
