дура… Стою перед тобой в этом платье и ною тебе о своей любви…
Я лишь тяжело дышал – так, словно я перед кем-то катастрофически провинился, и у меня нет ничего, что я мог бы взять себе в оправдание. Глядя в пол, я ощутил, что в глазах темнело. И по какой-то причине темнело сверху вниз, будто мне на глаза медленно скатывается козырек кепки.
– Полина, мне так жаль, что ты меня любишь… Искренне жаль… Я предпочел бы, чтобы у тебя не было ко мне никаких чувств…
– Знаешь, что такое любовь? – она повернулась ко мне, блеснув намокшими глазами. – Это то, что при всех этих обстоятельствах я все равно предпочитаю любить.
– Я не понимаю, за что тебе меня любить? Разве можно влюбиться в кого-то без твердого и четкого понимания, в чем вы сходитесь с человеком, а в чем – нет? Да я даже не красивый, а внешность… зачастую это первый критерий, по которому человек вообще выбирает, будет ли он давать волю чувствам или нет.
– Кто сказал, что ты некрасивый? – сказал Полина, стараясь аккуратно утирать слезы своими длинными тонкими пальцами.
– Хочешь, пойду к Капитану Крюку за его платком? – предложил я с ужасающе виноватой улыбкой.
Она рассмеялась сквозь слезы, продолжая осторожно смахивать слезинки и потряхивать руками, чтобы себя успокоить.
– Ну вот, Саид, и как ты предлагаешь мне без этого дальше?.. – она снова сощурилась в приступе беззвучного плача.
На моем лице застыла гримаса глубочайшего сожаления. Я никогда никого безответно не любил, но уже мог с уверенностью сказать, что быть объектом подобной любви – это страшная, практически неподъемная ноша для чувствительного человека.
– Саид… пожалуйста, хоть это и не так… мог бы ты?.. Мог бы ты сказать?.. Нет… Нет, конечно, что это я… Не надо.
– Полина, я не раздразню тебя, если скажу, что ты красивая? Я так правда считаю.
Я осознавал, что это все равно, что подушечка жвачки, приложенная к месту отсутствующего зуба: вроде бы и цвета похожего, и пустоту хоть как-то заполняет, но никакой практической пользы не несет и проблемы не решает. Мне искренне хотелось сказать что-то, что могло бы вызвать у нее хоть улыбку. Указать на крохотный, микроскопический выступ на скале, за который она могла бы зацепиться – ни в коем случае не для того, чтобы дать ей даже намек на надежду, а чтобы не акцентировать внимание на том, что она обречена свалиться.
– Не раздразнишь, – она хило улыбнулась. – Спасибо большое. Исключительно для одного тебя и старалась. Ты тоже красивый. Ты посмел при мне – девушке, которая любит тебя – сказать, что ты некрасивый. Это не так. Да, черты твоего лица грубые, если рассматривать их отдельно, но вместе они собираются в прекрасную картину.
Я поморщился, постаравшись скорее сдвинуть разговор от себя подальше:
– Скажи, вот ты высказалась… тебе полегчало?
– И да, и нет. И что это за вопрос
