с ней уже из Грозного.
Я вошел в свою комнату, чтобы закинуть в рюкзак телефон и зарядное устройство. Я взялся за выдвижную ручку своего чемодана и потянул на себя, нажав на кнопку.
– Я сейчас, взгляну только на них… – сказал я, выкатив чемодан в коридор.
Зайдя в спальню родителей, где освещенная сквозь тонкие занавески небесной голубизной, под простыней спала мама, я сначала с грустью поглядел на нее, а потом нырнул головой в кроватку Люлюки. Я поцеловал ее теплую розовую щечку, и мне очень сильно захотелось ее мягенько укусить.
– Мам, я тебя люблю, – шепотом сказал я, и, посмотрев на сестренку через деревянную клетку ее белой кроватки, добавил: – И тебя, Витас.
Отец, вошедший, чтобы поторопить меня к выходу, был вынужден тут же выскочить обратно, потому что захрипел в сдерживаемом смехе.
Мама и сестренка не шелохнулись, но я машинально им помахал. Мне сделалось грустно.
– Алелай8, какой же ты гад, – мой отец утирал слезы смеха, когда я взял чемодан и переступил порог.
Я печально улыбнулся, и мы вышли к машине, загрузив мой чемодан в багажник. Мы были безмолвны. По лицу Лорса было видно, что он тоскует. Или даже горюет. Мне стало совестно, ведь я никак не ожидал, что ему будет настолько тяжело смириться с моим переездом.
Когда мы выехали, на часах было восемь часов утра. Было прохладно и серо, ибо синева напускала на себя угрюмые тона. Ветра не было, не было шума, и редко пролетавшие мимо автомобили ранили мои уши много сильнее – потому что эти звуки были наглым вторжением в спокойную тишину и идиллию, написанную птичками, возвещавшими утро из-под зеленых и ребристых, точно кольчуга, покрывал деревьев.
В пути мы не разговаривали, и я, сжавшись, содрогался от утренних приступов озноба.
– Я посплю, – сообщил я, настроив спинку кресла.
Уснул я настолько быстро, что, вероятно, спокойно уснул бы и сидя.
– Приехали.
Отец отстегнул свой ремень и вышел из машины к багажнику. Я, зевнув, выровнял сидение и обернулся к Лорсу, который пристально на меня смотрел:
– Лорс, ты уже не такой маленький. Не стоит принимать все так близко к сердцу, это ведь не последняя наша встреча.
– Я ребенок, Саид, – сказал он и вышел.
Папа держал мой чемодан за ручку на торце, не опустив его на колесики.
– Дай мне… – потянулся к нему я, но он отстранил мою руку.
– Нет, оставь.
Мы вошли в аэропорт Внуково и поставили на ленту мой рюкзак и чемодан. Проходя через раму металлодетектора, я оставил телефон и ключи от квартиры на столике.
– Пап, кстати, заберешь ключи? – спросил я, когда мы поднимались по эскалатору к стойкам регистрации.
– Нет, оставь у себя, пусть будут.
В очередь на регистрацию я стоял среди бородатых мужчин в кожаных куртках (и это летом), и женщин в платках с детьми на руках, пока папа и Лорс ждали за лентой ограждения. Тут были и одетые в спортивные
