думай, что говоришь!
– Можете нас оставить? – попросила Надя.
Брови Светы взметнулись.
– Света сейчас не в себе, – сказала старуха.
Надя только сейчас поняла, что под мешковатой одеждой Вера скрывала хоть и пожилое, но сильное и здоровое тело.
– Она может тебе навредить, – продолжала та.
– Я так не думаю, – сказала Надя. – Вы больше ничего не хотите мне сказать?
Старая Вера хмыкнула и вышла из комнаты. Надя сделала несколько осторожных шагов по направлению к жертве насилия. Она уже видела такое. Её лучшую подругу изнасиловали мародёры, когда им было по семнадцать лет. Это произошло сразу после смерти её родителей. Надя сбежала и смогла спастись. Видимо, лучше всего ей в этой жизни даётся убегать…
– Ответь мне только на один вопрос, – попросила Надя. – Он тебя бил?
Света развернулась к гостье лицом и широко улыбнулась. В верхнем ряду одного из передних зубов не хватало, а второй был наискосок отколот. Губы слегка опухшие, на нижней краснеет заживающий кровоподтёк.
– Что вы! Как можно? – сказала дрогнувшим голосом Света. – Он любил меня, а я его не так поняла!
Что-то внутри Нади разорвалось подобно ядерной бомбе. На выходе из женской части избы она столкнулась с Верой и, оставив куртку висеть в коридоре, выбежала на улицу. Там у входа в зал собраний стоял и курил Петров. Поселенцы прознали про суд, разбились на парочки и троицы и кружили вокруг дома собраний, болтая и порой заглядывая внутрь через окна. Около главного входа дежурили вооружённые борисовцы и никого внутрь не пускали.
Петрову хватило одного взгляда на Надю, чтобы понять, что к чему. Он выбросил окурок и, не дожидаясь её, пошёл в дом собраний. Она последовала за ним, но не успела зайти внутрь, потому что тот выволок ей навстречу Алёшу, подгоняя того пинками и угрожая ему пистолетом. Надя сделала несколько шагов назад и пропустила их.
– На колени! – крикнул Петров.
– Ты чего, Михалыч, задумал? – огрызнулась старая Вера.
– Заткнись, старая, а не то мои люди тебя пристрелят за соучастие!
– Ошибку делаешь, дедушка! – не унимается она.
Петров делает знак своим людям и Веру берут пóд руки.
– Жители Фирсановки! – громогласно объявляет Борис Михалыч. – Слушайте сами – и расскажите потом остальным, что Алёша – сын местного кузнеца – изнасиловал дочь табунщика, чем опозорил свой род и племя, и за что мной, Петровым Старшим, он был приговорён к смерти. Поганый выстирок взял силой и избил святую невинность, а потом врал мне в лицо! Только одичалые насилуют своих девок и врут старшим! Ну давай, Алёша! Твои последние слова?
Алёша молчал, искренне не веря, что всё это с ним происходит.
– Можно и так, – сказал Петров и выстрелил ему в лицо.
Массивная пуля снесла физиономию Алёши, обнажив красно-серое содержание его черепа. Тело насильника рухнуло на землю бессмысленной грудой мяса.
– Изверг! – закричала
