не отчаивалась.
– Ты обещал мне рассказать о крандах. Почему, если держать рот на замке, они тебя не тронут? И почему мы не вышли к ним сразу? – допытывалась Эрсиль, заглядывая Къельту под капюшон. – По-моему, они ничего – потешные и гости им нравятся. Зачем мы отсиживались в кустах?
Къельт возвел очи горе.
– Ни при каком раскладе нельзя попадаться крандам в Ветродуй раньше, чем они выпьют своего вина, – приступил к лекции он. – Иначе коротать тебе годы рябиной там или березой. В прежние времена у крандов бытовало поверье: недурно бы ухлопать человечишку, чтобы юный кранд перезимовал легко.
– А у них с этим трудности? – засомневалась Эрсиль.
– По-разному случается… – Къельт исподлобья посмотрел на пустующий тракт и продолжил: – Кранды считали, что, превращая человека в дерево, они борются за справедливость. Вы, смертные, издавна вырубаете леса и ничем не восполняете ущерб. А так кранды принуждают вас делиться жизнью с фейри и платить долг. Но кранды очень редко заманивают к себе. Другая история, когда к ним забредают сами. Однажды в заветную октябрьскую ночь на Ветродуй пожаловал неурочный путник. Торжествующие кранды решили сделать его праздничной жертвой, о чем ему и доложили. Тот сперва хныкал, молил освободить его. Потом ревел в три ручья на протяжении всего пиршества – ворожить над ним требовалось перед рассветом. Своими причитаниями нытик изрядно подпортил веселье. Кранды закусили удила и оприходовали бедолагу до срока. Да еще в сердцах поклялись не причинять вреда всякому молчуну, заскочившему к ним на колдовской огонек, и помочь, чем сумеют. Вот кое-кто из грамотных и прибегает к этой хитрости, дабы получить совет или проникнуть в тайну грядущего.
– Опасно, – рассудила Эрсиль. – Зашли бы к гадалке, и нечего мудрить. В каждом городе отыщется какая-нибудь древняя старушка с картами, рунными косточками или даже с потрохами животных.
– Именно что какая-нибудь с потрохами, – ядовито подчеркнул Къельт. – У тебе подобных нет вещего дара. К ясновидению способны только фейри. Для вас они нечисть, но они-то почище многих. Вы боитесь и воротите нос от всего, что за гранью вашего понимания. Счастливое исключение, разумеется, составляет гадание на потрохах… А за минувшее десятилетие большинство из вас до того отупело, что ни черта не замечает.
Эрсиль искренне обиделась за род людской, но ответила по возможности беспристрастно:
– Ты говоришь так, собственно, потому, что у тебя рыльце в пушку. Сколько безвинных душ ты погубил?
– Ни единой… – заикнулся Къельт, но Эрсиль его прервала:
– Ох конечно-конечно, все они были негодяями самого чудовищного свойства! Но ты тоже убийца, Къельт – палач! – Вопреки намерению, Эрсиль разгорячилась и шипела, проталкивая слова сквозь зубы. – А что до твоих чепуховых пророчеств… То этот кранд не лучше ярмарочных шарлатанов, ничего ценного он мне не сообщил. «Плохой урок», «не спеши»,
