ни грома, ни яростного всепоглощающего пламени. Незнакомец просто сгинул, растворился, словно никогда его не существовало. Эрсиль не удивилась. Она думала, что самое позднее к утру околеет и что, пожалуй, это хорошо. Испариться бы так же, как незнакомец…
В проеме опять мелькнул Къельт. Подскочил, глухо бранясь, и взялся хлопать Эрсиль по щекам. Поднял ее с грехом пополам и поволок за собой. Вокруг Эрсиль все расплывалось. Низкий одурманивающий гул стоял в ушах.
Къельт ногой пихнул дверь трактира и повел Эрсиль через общий зал наверх. Кто-то охал, кто-то смеялся. Эрсиль ничего не различала: искры перед внутренним взором опаляли ей веки. Къельт стащил с Эрсиль мокрый измаранный плащ, уложил ее на постель и удалился, не проронив ни звука. Эхо голосов и шум в голове Эрсиль внезапно смолкли, на нее обвалилась тишина. А точнее, Эрсиль показалось, что темную комнатку захламили тишиной, как мешками с овечьей шерстью: густой, пахучей и жаркой.
Помаленьку Эрсиль отогревалась. Разум начинал проясняться, и, правду сказать, Эрсиль предпочла бы, чтоб он не прояснялся. Забыться, стереть из памяти умершего мужчину и все, что он говорил перед гибелью, – об этом мечтала Эрсиль. До сих пор она стискивала принадлежавший незнакомцу сверток, и не было нужды разматывать тряпицу. Эрсиль поняла, что внутри – старинный кинжал рода, который наследовался в пределах одной ветви и которого ее ветвь лишилась давным-давно. Приняв его, Эрсиль не могла вырезать сердце врага иным оружием – так завещали Первые.
Небрежно затолкав под тюфяк и собственный стилет, и клинок незнакомца, Эрсиль смотрела в потолок. Возвратился Къельт, зажег коптящую лампу, налил в стакан коричневатой жидкости из стеклянной бутыли и заставил Эрсиль отхлебнуть. Горькое огненное бренди притупило боль, отвлекло.
– Еще, – потребовала Эрсиль.
Къельт плеснул не скупясь и, надо отдать ему должное, ни о чем не расспрашивал. Эрсиль выпила залпом. Полегчать ей не полегчало, но спустя минуту она уже спала.
Глава 4. Лиловый бант
Мерзлым бесцветным лучом в каморку заглядывало яркое солнце. Оно подмигивало Эрсиль и мешало ей невыносимо.
– Окно, пропади оно… Занавесь, – проворчала сквозь дрему Эрсиль, убежденная в том, что спиной она вросла в кровать и что пошевелить даже бровью – задача наитруднейшая.
– Полдень. Не занавешу. Нам пора, – ответил Къельт.
Эрсиль завозилась и натянула лоскутное одеяло повыше. Но Къельт изобрел новый способ истязания.
– Не тряси меня, ты, вражина! – пропыхтела Эрсиль и, отмахнувшись, ненароком ударила Къельта.
Получилось звонко. Къельт в отместку сдернул покрывало, зашвырнул его в угол. Эрсиль съежилась и попробовала спрятаться в соломенных недрах матраса. Но матрасы, как правило, нечасто продырявливаются, если воткнуться в них макушкой.
Вчера Къельт позаботился об Эрсиль: ни башмаков, ни жакета на ней
