братец, отсюда. От греха подальше, – заворчал Боб. Он и сам раздумывал, где бы схорониться до утра.
– Имя, – распорядился незнакомец. В тоне его чувствовалась сила, и сила эта, заподозрил хозяин, была подкреплена законом.
– Бобом-Ломтем люди кличут, – ответил трактирщик.
Его собеседник хмыкнул, наклонился к нему.
– Слушай меня, Ломоть. Почуешь, что запахло жареным, прячься. Усвоил?
– Вы от полиции, господин? – пролепетал хозяин, соображая, как бы выпутаться из передряги. Если его уличат в пособничестве головорезам, не откреститься ему от тюрьмы. Под водительством Шейна ребята орудовали по-мелкому, с предосторожностями, а нынче в открытую грабят. Вот и возмездие.
– От полиции? – ухмыльнулся незнакомец. – Можно и так выразиться. Охотник.
Трактирщик содрогнулся. Если выслали Охотника – все решено. Кто-то приговорен к смерти. Уж не осудят ли его, Боба, за компанию?
– Ох, простите великодушно! А мне-то и невдомек! – зачастил Ломоть. – Совсем замаялся! Изволите видеть, что за катавасия: вломились ко мне в «Клюку», барабанили, барабанили… и не пускать-то боязно! А еще волки… Получается, это и есть те самые разбойники, о которых у нас сплетничают?
– Да, те самые и есть, – проронил Охотник. – Иди и будь начеку. Позже понадобится твоя помощь.
– Все по вашему приказу, сударь, по вашему приказу… – уверил хозяин и, обливаясь холодным потом, зашаркал к табурету. Не впервой он пожалел, что «Клюка» его наособицу стоит, в двух милях от Тэрлина, – спастись не успеет.
Попыхивая трубкой, Мориш неласково взирал на человека в плаще. Старик уже догадался, что этот очутился здесь неспроста. Но какая ему, Моришу, разница? С его-то властью он победит любого!
Мориш снова цыкнул на своих клевретов: от скуки те начали горланить песенку странника-пьяницы. Бандиты покорно затихли и, состроив умные лица, обратились к музыканту – намеревались приобщаться к искусству.
Подкрутив колок, менестрель ловко пробежал пальцами по струнам. Переливчатый звук напитал духоту обеденной, и паренек объявил название первой баллады:
– Песнь о прекрасной леди Ливэ́ль!
– Какая, твою ж, Ливэль! – вознегодовал Бородач. – Наяривай про мельникову дочку!
– Ага-ага, про дочку! – поддержали его товарищи, но под суровым взглядом колдуна тут же присмирели.
Музыкант играл хорошо, даже превосходно. А вот пел он неважно: виной тому прохудившиеся сапоги да осенние дожди. И все-таки голос его не утратил приятности, хоть и отдавал легкой хрипотцой.
«Песнь о прекрасной леди Ливэль» завершилась, и настал черед баллады о достославном, благородном и милосердном, но – увы! – сказочном рыцаре Альри́ке. Кое-кто из мужчин заерзал на лавках, глотая хмельные смешки. Что их развеселило? Охотнику было все равно, он ждал.
Предпоследний куплет, где доблестного воителя загрызает коварный огнедышащий
