свет, а для средневековья, так вообще расстояние почти непреодолимое. Однако связь имелась, причём самая непосредственная. Документально подтверждено, что ближе к концу десятого века состоялся обмен посланиями между Кордовским халифатом и Хазарским каганатом, получивший название еврейско-хазарской переписки. Так что, всё возможно…
– И как вам это? – выждав некоторое время, поинтересовалась Иволгина.
Вопрос вывел академика из сомнамбулического состояния. Он встрепенулся, сделал неопределённое движение рукой, но так ничего и не сказал.
– Вас что-то смущает, – не то предположила, не то спросила Елена Николаевна.
– Смущает, – подтвердил Виктор Валерьевич. – Этот Бенито… – академик бросил взгляд на конверт. – …надо полагать, Риберте, потому как сомнительно, чтобы жена испанца не носила фамилию мужа… он, всего вероятнее, служил в «Голубой дивизии». Верно?
Елена Николаевна утвердительно кивнула.
– Мне, разумеется, известно, что эта дивизия успела вволю помародёрствовать в Новгородском кремле и позже вроде бы принимала участие в блокаде Ленинграда, – перечислил Нарымов «славные» вехи боевого пути единственной испанской дивизии, воевавшей на стороне нацистской Германии против СССР. – Но вот об участии эспаньолов в Сталинградской бойне я слыхом не слыхивал. И потом, почему на конверте стоит отметка полевой почты вермахта? Вы уверены, что письмо не фальшивка? Откуда оно вообще взялось?
Губы женщины дрогнули в ироничной полуулыбке. Виктор Валерьевич повёл себя ровно так, как она и ожидала. Иволгина хорошо знала своего бывшего научного руководителя. Безоглядно доверить информации о живущих в Испании потомках выходцев из Хазарии, якобы имеющих на руках некий древний документ хазарского происхождения, Нарымов не мог. Он конечно же должен был сперва удостовериться в подлинности самого письма
– Я отвечу на все ваши вопросы, – пообещала Елена Николаевна, – но, если позволите в обратном порядке. В пролом году в лесном массиве под Брянском поисковики обнаружили сбитый транспортник люфтваффе. В грузовом отсеке самолёта оказалось несколько мешков, набитых письмами с Восточного фронта. Что с ними делать никто не знал, и по инерции отправили к нам – решили, так будет правильнее. С полгода эти почтовые мешки пылились в хранилище. Только недавно руки дошли – начали разбирать… Когда мне доложили об этом необычном письме, я естественно заинтересовалась. Немецким языком в нашем учреждении владеет каждый второй – специфика обязывает – а с испанским возникла проблема. Пришлось привлекать стороннего переводчика.
Виктор Валерьевич кивнул, как бы принимая к сведению такое объяснение, и жестом предложил продолжить. Иволгина ждать себя не заставила.
– Теперь, насчёт, подлинности… Я сверилась с реестром номеров полевой почты вооруженных сил и военизированных организаций Третьего рейха, – сообщила
