пересаливал до горечи. В минуты общения он все чаще просто угукал или хмыкал в ответ, ясное выражение на его лице все чаще сменялось унылой хмуростью. Он явно хотел, чтобы после признания вины к нему проявили великодушие, но теперь складывалось ощущение, что к этому признанию его принудила она. На его лбу складками залегли обида и несогласие, которые эхом отдавались в ее мыслях.
После работы Жань Дундун вдруг обнаружила, что припарковалась на стоянке отеля «Ланьху». Странно, когда она села за руль, то хотела сразу поехать домой, но пока ехала, подсознательно свернула сюда, словно в нее встроили автоматический навигатор. Не веря своим глазам – или делая вид, что не верит, – она объяснила это обычной двигательной памятью. Раз уж приехала, направилась в массажный центр и сделала себе комплексный массаж. Все ее мышцы, акупунктурные точки и каналы пришли в надлежащий тонус, в то время как на душе продолжали скрести кошки. Она чувствовала, что одна из проблем так и не решена. Что же это за проблема? Она притворилась, будто бы вспомнила о ней только сейчас, словно это было что-то совершенно неважное и побочное. Поэтому как бы между прочим заглянула в журнал регистрации салона и просмотрела в нем все записи за предыдущие два месяца. Так же невзначай она расспросила дежурную и мастера. Полученные ответы стали для нее настоящим сюрпризом: оказывается, никаких массажисток Му Дафу к себе не вызывал. Откровенность обернулась ложью, вся ее веселость внезапно улетучилась, сердце тотчас захлестнуло болью.
Но для чего тогда ему понадобилось снимать номер? Не иначе как для свиданий. С кем он встречался? Она сразу подумала о Бай Чжэнь.
Последние лет пять он ежегодно писал статьи с отзывами о ее творчестве, причем иногда эти отзывы были длиннее оригинальных произведений, будто к ее текстам требовалось чрезвычайно много разъяснений. В его изложении сочинения Бай Чжэнь отличались полнотой, лиричностью, тонкостью и очарованием. В голове Жань Дундун все эти красивые слова никак не ассоциировались с литературным стилем, а замыкались на самой писательнице.
Она видела Бай Чжэнь лишь однажды, это было три года назад, когда та пришла к ним домой, чтобы специально навестить Му Дафу. Формы у Бай Чжэнь и правда отличались полнотой, линия бровей была утонченной, а все движения – можно сказать, очаровательными. Что же до лиричности, дилетант мог ее не разглядеть, но раз уж специалист утверждал, что таковая имеется, значит, так оно и было. «При чем тут вообще ее рассказ, – размышляла Жань Дундун, – он же откровенно поет дифирамбы этой дамочке». По словам Му Дафу, запутанный нарратив в прозе Бай Чжэнь напоминал хождение по лабиринту среди гор и рек, которым не было ни конца ни края, это был рассказ в рассказе, сон во сне, переплетение реальности и нереальности, Бай Чжэнь глубоко проникала в Бай Чжэнь, сюжет, закручиваясь вверх по спирали, достигал своей запутанной кульминации. Такого рода оценки, вместо того чтобы возбудить интерес к рассказам писательницы, рождали у Жань Дундун ассоциации с тонкими белыми руками Бай Чжэнь, которые, словно буйная
