Вот и причина задержки отца. Глубоко вздохнув, посторалась собраться, в дверь вошли: отец, его младший брат Герасим и Агрепина.
По лицу отца было понятно, что он знает другую версию событий. Отец сделал несколько шагов и встал, рассматривая меня, рядом так же стоял Герасим а Груня сзади, торжествующий взгляд она не скрывала. Я с почтением поклонилась сначала отцу
– Здрав будь, батюшка. И ты здрав будь, дядька Герасим.
Плавно выпрямившись, я смотрела на отца.
– И тебе, здравствовать Дарья.
Он всматривался в моё лицо, что-то увидел, в моём спокойном взгляде, морщинка между бровей разгладилась и взгляд потеплел.
– Скажи – ка дочка, как путь прошёл?
Герасим и Груня удивлённо посмотрели на отца, а потом на меня. Я снова поклонилась.
– Благодарствую батюшка, хорошо прошел наш путь, уберёг Господь от всякого лиха.
Тут Груня не выдержала и зашипела:
– Господь её уберёг от лиха, она сама, то лихо! Мы думали, в монастыре её молитвам учат, а она…
Я снова по наитию, подняла руку, показывая указательный палец, призывая, успокоится, как сделала с парнями на торге и увидела такой же жест от отца. Груня оборвалась на полуслове. Тут не выдержал Герасим:
– Что же ты племяшка, на тётку руки распускаешь, ещё и грозишься руки сломать.
Я всем корпусом повернулась к дядьке – вот же семейка Г.Г.
– Честь отца своего отстаивала.
Герасим сначала замер, а потом покраснел.
– Это как же?
Он ещё, что то шипел, но я остановила его жестом. Продолжила:
– Это так Герасим. То нам долго, из Покрова добираться в Столград, а у слухов ножек нет, они быстрее ветра мчатся. Много ли чести будет, если завтра на каждом углу, будут трепать что боярин Брудский, в семье своей не хозяин? Что дочь его, волей князя засватанную, к жениху прилюдно, за косу тащили . А пока тот слух шел бы, каждый к нему, своё прибавил. Чем это могло повернуться для рода?
Отец с Герасимом переглянулись и оба посмотрели на Груню, очевидно, что они знают другую историю. Отец сказал:
– Герасим позови Семёна. Ты встань подле Дарьи. – Указал он Агрепине.
Савелий быстро вернулся, за ним шел Семён, и парни, которые ходили с нами. На этот раз, их пересказ был, не столь красочный, и без сценок. Груня, видя, что её обложили, всё – равно не сдавалась:
– Так что мне было делать!? Она слова не слушает…
– Ты кем себя возомнила? Стражником моим, дубаком? С каких это пор, пришлой снохе на боярских детей руки распускать дозволено стало? И я, и мои братья только в воле нашего батюшки, главы рода, ему решать карать нас или миловать. Не забывайся.
Отец прочистил горло.
– Герасим забери жену, я уже не в первый раз слышу, что Грунька твоя, много себе дозволяет, вся дворня от неё плачет. Пущай дома сидит, чтобы без моего дозволения ноги её в усадьбе не было.
Герасим молча кивнул, взял всхлипывающую
