старец прибавил еще три сажени, затем, по прошествии следующих шести лет, опять три «полученные от некоего брата, также трудившегося в железе» – сообщает И. Е. Забелин, так что к 1611 г. длина всей цепи составила уже 9 сажень. В 1611 г. Иринарх прибавил сразу одиннадцать саженей и постоянно пребывал обвитый двадцатисаженной цепью.
Но это было далеко не все. «После старца, – говорит И. Е. Забелин, – осталось его „праведных трудов“, кроме ужица, кроме 142 крестов и железной палицы, еще семеры вериги, пленные или нагрудные, путо шейное, путо ножныя, связни поясные в пуд тяготы, восемнадцать оковцев медных и железных, для рук и перстов; камень в 11 фунтов весу, скрепленный железными обручами и с кольцом, тоже для рук; железный обруч для головы; кнут из железной цепи для тела. Во всех сохранившихся и доселе праведных трудах затворника находятся весу около 10 пудов»80.
Старец неустанно подвизался в этих «трудах» более тридцати лет, не давая покоя и своим рукам: он вязал для братии одежды из волоса и делал клобуки (колпак, шапка); сам же носил сорочку из свиного волоса. Он также шил платья для нищих, помогал им, чем мог, и, сидя в своем «крепком затворе» следил за грозными событиями, потрясавшими его Родину. «Мимо старца, – говорит И. Е. Забелин, – прославившегося своими подвигами-трудами, конечно ни пеший не прохаживал, ни конный не проезживал. Все приходили к нему благословиться на путь и на подвиг и побеседовать об общем горе, облегчить сердце и душу упованием на Божий Промысел»81.
Весь этот народный подъем, который православные историки назвали религиозным, на самом деле был далёк от религиозности, псевдорелигиозным, не говоря уже о так называемых «стяжателях подвигов», которые в своей массе даже не были знакомы со Священным Писанием, и что от них хочет Бог, но зато чуть ли не напрямую общались с «Господом» и получали от Него различные знамения, – нетрудно представить, в контакт с каким Богом или духами они входили… Очень скоро, буквально с выбором нового царя, вся эта «религиозность» превратиться в иную область жизни, не касающуюся настоящих будничных забот людей, в пыль, от дуновении новых идей которая в следующих поколениях развеется исчезнувшими миражами.
Другим крепким оплотом русских людей была обитель «Живоначальной Троицы преподобного» Сергия. Ее архимандритом тогда был Дионисий, являвшийся уроженцем города Ржева и именовавшийся в миру Давидом. Первоначально, в церкви он занимал священное положение, но скоро овдовел и постригся в Старицком Богородичном монастыре.
Назначенный игуменом Троице-Сергиевой лавры, Дионисий вступил в управление монастырем в то время, когда Москва была разорена и в ее окрестностях злодействовали остатки отряда Сапеги и казаки. Видя человеческую нужду, архимандрит обратил обитель в странноприимный дом и больницу. Он призвал келаря, казначея и всю братию, объявив им, что надо всеми силами помогать людям, ищущим приюта.
Там же, стр. 277—278.
Там же, стр. 278.
