style="font-size:15px;"> По пути домой меня душила злоба и на баловня-неженку Франсиско, и на мою страну СССР!
Х Х Х
Впервые оказавшись вне родительского дома да еще в трудностях советского быта, Франсиско готов был умереть, нежели терпеть все те адовы муки, что с пеленок привычны советскому человеку. Он хотел выброситься из окна, угрожал повеситься, слал проклятия в адрес своего отца, не дававшего своего согласия на возвращение сына. Затем нервная система Франсиско нашла более действенный способ заставить отца смириться с понесенными тратами, и он потерял способность передвигаться самостоятельно. Моя родина умела производить сильное впечатление!
В сопровождении доктора отпрыск сеньора Мора был доставлен Аэрофлотом в Лиму, а сеньору Мора пришлось дополнительно потратиться на билет до Лимы, чтобы встретить сына.
Увидев отца, Франсиско упал ему на руки и заплакал, но в столице своей страны он уже сходил по трапу самолета без посторонней поддержки.
Х Х Х
Сеньор Мора ходит и мелко сотрясается пышным телом: хи-хи-хи-хи-хи! хи-хи-хи-хи-хи! В Союзе нет салфеток, хи-хи, рты, должно быть, у всех красивые в послеобеденное время, хи-хи! Нет туалетной бумаги, хи-хи, газетками, хи-хи, газетками подтираются, газетками! А ночами Франсиско не мог спать из-за запаха носков своих соседей, хи-хи, не спасало даже настежь открытое окно! Хи-хи! Пьют же… хи-хи… один парнишка вернувшись с улицы, в пальто залез под душ, хи-хи, хи-хи, хи-хи-хи-хи-хи!.. хи-хи-хи-хи-хи!…
Х Х Х
Мне было жарко, когда я вышла из дома сеньора Мора, в котором в благодарность за звонки в Москву хозяйка потчевала меня обедом, а хозяин показывал карандашный рисунок нагой женщины, выдавая его за случайно попавшую в его руки работу Пикассо.
Хотелось пить – откуда это жажда? я ведь столько сока выпила за обедом! – и не проходило ощущение грязи на руках. От того ли, что я столько времени из вежливости растягивала губы в улыбке, хотя улыбаться мне не хотелось! Или от хи-хи-хи-хи-хи?…
То, что рассказывает о Советском Союзе Франсиско и с его слов разносит по всему городу его отец – правда. Да, это правда! Но только часть правды! Это не вся правда! А я знаю всю – всю! – правду о моей стране, и не знаю уж, люблю ли я свою страну – очень может быть, что и не люблю – но это моя страна, она – как неблагополучный ребенок, от которого не откажешься: твой!
Заставленные статуэтками стеллажи в доме Мора, вышивки, рисунки, картины… Я рассматривала их растерянно и молчала. Почему я молчала? Могла бы сказать, например: у нас нет голодных! Пусть хлебом и макаронами, но желудки набиты у всех.
Но глядя в лицо хозяина дома, я думала: он сам все знает, этот эрудит сеньора Мора, он просто спасает сына от позора. Но почему я молчаливо принимаю участие в его спасении?
Я зашла в ближайшую тиенду выпить колы. Служанка дома Мора выбирала продукты: послали купить. За ней же молодая беззубая индихена в грязной юбке, мятой фетровой шляпе и в изношенном до дыр пончо, стоя босой на
